Александр Звягинцев - Сармат. Смерть поправший

— Иду, — отозвался Савелов, унимая внезапно охватившую его дрожь. Не иначе, как в суматохе танком кого-нибудь раздавило... И нужно, по закону, вызывать милицию и «скорую», составлять акт о происшествии. Без этого пограничники наверняка заартачатся давать добро на выход судна из порта... Если так, «тащ Щербинка», то вся операция «Рухлядь» горит синим пламенем... К утру, как пить, в порт нагрянут очухавшиеся смежники и будут всех шерстить направо и налево, а за ними нарисуются сволочи журналюги и начнут своим поросячьим визгом формировать общественное мнение от Парижа до Нью-Йорка. Тогда, «таш Щербинка», без вопросов, светит тебе не уютный Мюнхен, а промерзлая колымская тундра. По прикидке старого таможенника — на ближайшие пятнадцать лет.

— Осторожно, товарищ кооператор, здесь узкий трап, — протянул руку Савелову чумазый офицер в танковом шлеме. — Мои хлопцы полезли в танк, а оттуда как шибанет, виноват, говном... Смотрят, а он из башни белыми глазами лупает...

— По порядку, старлей. Кто глазами лупает?

— Пацан какой-то... Лупает белыми глазами, а сам весь, виноват, в говне. Видать, в танковой башне с неделю просидел, а сортира в ней нету...

«Похоже, что провал операции „Рухлядь“ пока отменяется», — с облегчением перевел дыхание Савелов, спускаясь вслед за танкистом в трюм.

— Вон тот пацан, — показал офицер на сидящего у танковой гусеницы худющего молодого человека с испитым бледным лицом и с отрешенными белыми глазами.

— Час от часу не легче, — чертыхнулся Савелов. — Это же репортер, которого должны были держать на саратовской базе до особого распоряжения.

— Опять ты, придурок, под моими ногами путаешься! — схватил он его за воротник куртки и отшатнулся от исходившей от него вони.

— Старлей, вон у борта пожарный шланг, приведите этого обормота в божеский вид, — приказал он танкисту.

— Есть, товарищ кооператор! — нехотя отозвался тот и показал солдатам на шланг. — Устройте чмошнику постирушку.

От ледяной струи белые глаза репортера быстро приобрели осмысленное выражение. Сердобольные танкисты после жестокой экзекуции облачили его в сухой комбинезон и накинули на плечи теплый солдатский бушлат.

— Ж-ж-жрать!.. Брат-т-тцы, ж-ж-жрать! — лязгая зубами, взмолился репортер.

Откуда-то мигом появился котелок с горячей солдатской кашей, а у офицера нашлась даже фляжка с водкой. Не дожидаясь, пока белоглазое чмо утолит голод, Савелов с ходу приступил к допросу:

— Как ты оказался здесь?

— Где здесь, в стране Лимонии и в городе Кенгуру, что ли? — основательно хлебнув из фляжки, нахально поинтересовался репортер.

— Не корчи идиота, плохо кончится! — еле подавил охватившую его ярость Савелов. — Слышишь, в борт волны бьют.

— Понял — не дурак, — заглянув в его глаза, кивнул тот. — Вы сами во всем виноваты, не знаю, какая у вас там кликуха... Зачем было в Саратове вешать на меня статью за измену родине... Я подумал, на хрена козе баян, и в ту же ночь дал деру из их подвала.

— Как дал деру?

— Как в кино, попросился в нужник. По дороге сопровождающему салаге-первогодку погладил крышу кирпичом — и в кусты. Через забор лезть побоялся — пристрелят еще, козлы, впотьмах, и через их КПП ломиться — дохлый номер... Слышу, собаки лают. С перепугу я, как заяц, сиганул на платформу и в танке затырился. Кто знал, что перед отправкой башенные люки снаружи задраивают. Эшелон тронулся — я туда-сюда — и все мимо... Поискал штатный инструмент, чтоб гайки у нижнего люка открутить, а его, видать, кто-то из пузатых прапоров скоммуниздил. Еду, еду в какую-то страну Лимонию и чувствую себя, как последний фрайер без жратвы и без сортира...

— Что теперь делать с тобой прикажешь? — заорал Савелов.

Тот, хмелея на глазах, ухмыльнулся и развел руками:

— Говорил тебе, начальник, что с Арка-шей Колышкиным связываться себе дороже выйдет.

— Чмо ты малохольное, а не Аркаша Колышкин. Неужели еще не дошло, что в дерьмо по уши ты вляпался! — и отвернувшись в ярости, Савелов поднес к губам рацию: — «Купавна», «Купавна», я «Щербинка»... Срочно ко мне в трюм, «Купавна».

«Купавна» появился через несколько минут. Савелов, пояснив ему ситуацию, озабоченно спросил:

— Посоветуй, «Купавна», как избавиться от говнюка — не в море же его топить?

— Топить грешно и отпустить — лажа выйдет, — задумался тот. — Репортеры — народ ушлый. Доберется до связи с Москвой, считай — вся операция псу под хвост.

Пусть уж лучше уплывает, говнюк, подальше от земли нашей грешной.