Александр Звягинцев - Сармат. Смерть поправший

— На каком языке они разговаривали?

— Они о чем-то спросили его по-немецки, но Джон ответил, что не понимает этого языка. Дальнейший разговор шел по-английски.

— Почему вы решили, что они русские?

— Когда они покинули монастырь, — Осира кивнул на скучающего за рулем монаха, — Ямасита, старший монах монастыря и верный спутник в моих скитаниях, послал за ними двух монахов. Не находите ли странным, мистер Метлоу, что австрийские туристы по дороге разговаривали по-русски и завершили ее у дверей русской торговой миссии в Гонконге?

— Нахожу, — согласился тот. — И думаю, уважаемый Осира-сан, мне придется несколько задержаться на территории, временно опекаемой английской короной.

Осира-сан, вновь улыбнувшись одними глазами, процитировал поэта семнадцатого века Басе:

Там, куда улетает

Крик предрассветной кукушки,

Что там? — Далекий остров.

— Вы правы, стоит узнать, куда улетает крик предрассветной кукушки, дорогой профессор, — согласился Метлоу. — Однако ваше мнение: вернется ли память к Джону прежде, чем он попадет на свой «Далекий остров»?

Японец развел руками:

— Фрагменты прошлого, которые все чаще исторгает его память, стали более продолжительны и устойчивы, хотя еще далеки от того, чтобы из их мозаики составить какой-либо рисунок его прошлой жизни. Но старый Осира надеется и торопит события, что не в его правилах...

— Что вас вынуждает к этому?

Улыбнувшись, Осира опять процитировал поэта Басе:

Лист летит на лист.

Все осыпались, и дождь

Хлещет по дождю.

— Возраст? — догадался Метлоу. Поколебавшись, он достал из кейса запечатанный конверт.

— Здесь некоторая информация о вашем пациенте, — сказал он. — Можете воспользоваться ею для уточнения методики лечения, а Джону сообщить только то, что сочтете возможным.

— Информация о прошлой жизни может вызвать у пациента стресс и навсегда похоронить слабые надежды на возврат его памяти, — вздохнул Осира.

— Вероятно, вы правы, — вынужден был согласиться Метлоу.

— Хотя она может пригодиться, — подумав, нерешительно произнес старик. — Но только в случае...

— В каком случае?

— В случае неожиданного наступления последнего земного дня, отпущенного Творцом бродячему самураю Осире.

— Я буду молиться Богу, чтобы этот день не скоро наступил, — поднялся с камня Метлоу. — Я надеюсь, что информацией о происхождении Джона Карпентера никто и никогда не воспользуется в дурных целях.

— Бродячий самурай Осира никогда не предавал своих учеников, — бесстрастно произнес старик. — Предаст ли он последнего и самого лучшего из всех, вы это хотите знать, сэр?

— Простите мою бестактность, уважаемый Осира-сан, — смутился Метлоу и с облегчением подумал: «На слово этого старика можно положиться».

С моря донесся протяжный призывный крик. Осира вгляделся в волны и, найдя в них голову Сарматова, бесстрастно продолжил:

— Англичанин он или русский Иван, не имеет значения. Он неимоверно быстро добился поразительных успехов в овладении искусством дзен. Ямасита, его непосредственный наставник, может подтвердить это. Поистине: рождают не тело, а характер, мистер Метлоу.

Звук монастырского колокола, принесенный порывом ветра с суши, заставил Сарматова оставить дельфинов и вернуться на берег. Растерев тело жестким полотенцем, он легко преодолел крутизну прибрежных скал и бегом направился к воротам монастыря, у которых его ожидали Осира и Метлоу.

— Доброе утро, сенсей! — почтительно приветствовал он сначала Осиру.

Тот кивнул на Метлоу:

— Мистер Метлоу хочет побеседовать с тобой. Я разрешаю пропустить утреннюю медитацию.

— Спасибо, сенсей! — склонил голову Сарматов и крепко пожал руку Метлоу. — Рад тебя видеть, Джордж!

— Как тебе тут живется, Джон? Скукотища, наверное, смертная?

— Нет, Джордж! Постижение искусства школы дзен, которое сенсей положил в основу моего лечения, не оставляет времени для скуки. Кроме того, я много занимаюсь философией, поэзией и литературой.

— Вот как!.. Чья литература тебе ближе всего?

— Французская и русская... Поэзия — русская и японская... Но самый любимый писатель мой и сенсея, — Сарматов кивнул на согбенный силуэт Осиры, уходящего в монастырские ворота — русский писатель по имени Федор Достоевский. Сенсей говорит, что японцы относятся к Достоевскому с почтением, потому что он объясняет природу страстей, бушующих в самых потаенных глубинах человеческих душ.