Сергей Зверев - Жиган и бывший мент

Потом послышался тяжелый вздох и характерный ровный шум чистой пленки без записи. Стало понятно, что запись кончилась.

Макеев появился в комнате бледный и совершенно трезвый. Он сел напротив Панфилова, не глядя на него, налил себе стакан водки и залпом выпил.

— Ну? — спросил Панфилов. — Не зря мы за ней гонялись?

— Там есть крупный план лица этого человека.., которого сбросили вниз, — пробормотал Макеев. — Его трудно будет не узнать, хотя,..

— Что? — спросил Панфилов. Он понял, почему Макеев споткнулся на этой фразе.

— Хотя таким его, наверное, никто прежде не видел… — закончил Макеев.

— И еще там, оказывается, была женщина, — добавил он после некоторой паузы. — Она сама прыгнула… Вместе с ним.

Их никто не толкал. Это она его туда.., в этот расплавленный металл. Она его уговорила, словно мать ребенка. И — вместе с ним…

— А-а-а, — саркастически протянул Панфилов, у которого этот разговор вызывал почему-то лишь раздражение. — Это любовница Генриха Львовича. Она пропала одновременно с ним.

Он посмотрел на Макеева с нескрываемой иронией и добавил:

— А на тебя, я вижу, эта маленькая документальная повесть произвела сильное впечатление… Вот уж не думал, что ты такой впечатлительный… Может быть, нам отказаться от своей затеи, пока не поздно? А то потом от впечатлений некуда деться будет!

— Пошел ты! — обиженно ответил Макеев, налил себе еще стакан водки и опять залпом его выпил, забыв о закуске и лишь занюхав своим кулаком.

Ему хотелось захмелеть и забыть сцену, которую он только что видел на экране телевизора. Но голова оставалась слишком ясной, а искаженное ужасом лицо Воловика со взглядом, устремленным на стоящую рядом с ним женщину с глазами испуганного младенца, не забывалось, вновь и вновь возникая перед глазами.

Он налил себе еще стакан, но пить не стал, а только уставился на него недоуменным взглядом, пытаясь понять, почему водка на него не действует.

…Лилечка Воловик примчалась из Парижа так скоро, что можно было подумать, будто Париж — это ближнее Подмосковье.

Она вцепилась в кассету мертвой хваткой и не хотела ни на секунду выпускать ее из рук Панфилов хотел ее отпустить, поскольку она ничего не могла говорить и думала только о том, как она будет сейчас разговаривать со своими юристами и сколько времени уйдет на оформление всех необходимых документов по наследству.

Константин был уверен, что Лилечка их не обманет и расплатится за сделанную для нее работу. Пусть только не сдержит слова — уж он найдет аргументы, чтобы заставить ее платить! Деликатничать с этой озверевшей от предвкушения огромных денег самкой он бы не стал. Уж он напомнил бы Лилечке, как хладнокровно она приказала отправить на тот свет своего пасынка!..

Но Макеев оказался предусмотрительнее Панфилова. Он не отпустил ее до тех пор, пока она не написала ему расписку на обещанные два миллиона долларов.

Никто и никогда не сможет ответить, что повлияло на Лилию Николаевну Воловик-Симонову, то ли туманные намеки Макеева на методы, которыми была добыта пленка с записью, то ли содержание самой записи на этой пленке, но Лилечка выплатила половину обещанной Макееву с Панфиловым суммы намного раньше, чем вступила в права наследования всем, что оставил после себя Генрих Львович. Ровно через неделю она принесла им чек на один миллион долларов, радостно сообщив, что едва разнесся слух о том, что она все-таки получит зависшее было наследство, как ей повсюду открылся необычайно свободный кредит. Все, буквально все, были готовы теперь помочь ей деньгами, причем в любых размерах.

Вот и этот миллион долларов любезно предоставил ей один из самых старых и самых верных, как он ей сказал со слезами на глазах, друзей Генриха Львовича, Глеб Абрамович Белоцерковский — весьма и весьма приятный мужчина, очень энергичный и очень подвижный.

Макеев усмехнулся, услышав о дружбе Воловика с ГБ, но промолчал. Ей-то, в самом деле, что до того, какие отношения были на самом деле у ее покойного мужа с Глебом Абрамовичем?..

Посовещавшись, они решили, что нет никакого смысла дожидаться от Лилечки второго миллиона. Им и один-то девать некуда.

Теперь перед ними стояла довольно простая, но очень ответственная задача: экипироваться таким образом, чтобы обеспечить себе максимальную безопасность, а своим боевым усилиям — максимальную эффективность. От того, как они эту задачу решат, зависит, как долго смогут они заниматься тем, чем они решили заниматься, уничтожением тех, чья профессия — убийство, а жизненная норма — насилие и жестокость.