— А участок большой был? — спросил Захарий.
— Целый гектар! Но и едоков хватало! Аж девятеро! Да бабы, дети у всех. Каждый жрать хочет. Оно и хорошо, дружно получалось. Всем всего хватало. И нам тоже, не голодали и не бедствовали. Деньги братья подкидывали. Сестры харчей привозили, какие в огороде не росли. Крупу и сахар, макароны и муку, короче, все, что для готовки, с этим горя не знали. На ремонт избы сбрасывались все. Не запускали отцовский дом и уговаривали меня жениться на своей деревенской девахе. Вот только одна заковыка имелась, сердце ни к кому не лежало.
— Смотри, какой переборчивый! — буркнул Захарий осуждающе.
— В тот год я косил сено далеко от дома. День жарким выдался. А к обеду гроза началась. Вздумал переждать и залез в шалаш. Ну, а вечером пошел в деревню, — умолк человек, закурил, собрался в комок:
— Издалека гарь почуял. И крики услышал, вопли бабьи. Почуял неладное. Прибавил шаг. На душу тяжесть свалилась, нехорошее предчувствие. Я бегом к дому. И… Батюшки, в глазах потемнело. Вместо избы сплошные головешки и пепел, лишь последние угли тлеют. Короче, пожарище, я давай звать мать с отцом. А они не успели выскочить. Вместе с домом сгорели. Молния больше половины деревни спалила. Люди не успели спасти моих стариков. Изба от избы загорались. Сколько людей схоронили, вспомнить страшно. Не только деревня, люди почернели. Я не знаю, как не свихнулся. Забрали меня в город братья. В себя приводили. С полгода в больнице лежал. Потом понемногу отходняк начался. Неделями, как баба ревел. Ну, мои не оставили. Возили на море, в санатории, на курорты, и, отлегло. Я уже стал работу в городе подыскивать. Не сидеть же на иждивении у своих. И так они со мной помучились. Так вот и попал в свою мастерскую. Ко мне с месяц присматривались, такой испытательный срок назначили. После этого присвоили разряд, дали оклад и стал вкалывать не хуже других, — вспоминал человек.
— В деревню я уже не вернулся. Никого у меня там не осталось кроме пожарища. А его лучше не видеть лишний раз. Снова мозги и сердце начинало заклинивать, даже через много лет, когда на Радуницу все собирались. Увидел старший брат, что со мной творится, затолкал в машину и привез обратно в город. А и потом, уже года через три такое повторилось. Больше рисковать не стали.
— А женился ты как?
— Она по соседству с братом жила. Так вот и познакомились. Все наспех, без любви и романтики. Два раза в кино сходили вместе. На третий раз руку предложил.
— И все? — удивился Захар.
— Больше предложить было нечего. Она жила вместе с матерью, какая вскоре к своей сестре переехала, а мы остались вдвоем. Вот так и стал семейным, нежданно и негаданно для себя.
— Чего ж так поспешил?
— Заметил, что невестка стала раздражаться. Надоел ей, или устала от меня. Только когда узнала, что собрался жениться и уйти от них, она с лица просветлела и так вздохнула, что я враз понял — не ошибся…
— А к другим чего не пошел?
— Там не лучше! Да и жил тесно, самим дышать негде, даже на кухне спали. Куда же меня приткнуть? Не все меж собой ладили. А я семейные разборки не любил. Потому, из деревни в город, даже по большим праздникам не ездил в гости. И только лихо заставило.
— Когда от бабы ушел, они знали про то?
— Конечно!
— И ни один не предложил остаться и пожить? — округлились глаза Захария.
— Я и не просился, ничего для себя не ждал. А и зачем мечтать о сказке? Мы были дружными покуда сидели за одним столом у родителей. Когда их не стало, вскоре забыли, кем приходимся друг другу, — невесело усмехнулся Толян:
— Ты знаешь, как меня встретила самая младшая сестра? Провела на кухню, поставила миску супа и сказала:
— А больше нет ничего. И ночевать не оставлю. Ты знаешь, у меня собака живет. Она чужих в доме не терпит. Не могу же я ее из-за тебя взаперти держать в комнате. Она так не привыкла, нервничать будет. Ей это вредно, все ж чистокровная немецкая овчарка. Муж ее дорого купил, за доллары. Ты пойми, она у нас вместо ребенка.
— С-сука! — процедил Захар сквозь зубы.
— Я ничего ей не сказал. Не напомнил, что годами ремонтировал машину ее мужа, главврача больницы. Уж мог бы он найти мне на работе место в палате или в бытовке. Но, наверное, я рожей не вышел, не стоил их забот. Ну и хрен с ними и их собакой. Ну, куда мне до породистой овчарки. Кто она и где я? Собаке целый диван отвели, а мне на полу места не нашлось. Собаке сахарные косточки давали. А мне гороховый суп, — сглотнул колючий ком.
Читать дальше