Эльмира Нетесова - Колымский призрак

— Аслан! Распорядись людьми: кого на объект, кого на погрузку тюфяков. Скорее! Машины ждут, — будил бригадира заместитель начальника зоны.

Аслан слез со шконки. Пять утра. Начался день. Кончился отдых.

Когда Аслан влезал в кузов машины, увидел Упрямцева. Тот стоял у ворот, о чем-то говорил со старшим охранником. Борис Павлович качал головой, то ли сочувственно, то ли что-то отрицал, не соглашаясь. Бригадиру показалось, что эти двое говорят о нем.

Он увидел глаза начальника зоны. Борис Павлович, внезапно встретившись взглядом с Асланом, быстро отвернулся.

«Стыдишься, гад? Значит, есть от чего глаза прятать. Шкуру тебе сберег, а ты мне и дня наказания не убавил», — подумал Аслан с обидой.

Работяги ничего не знали о случае в Волчьей пади. А Кила и Илья Иванович давно покинули зону, живут на воле, вероятно, давно забыв о Колыме и Аслане. Да и кто он для них? Это они для него значат многое и сегодня.

Но в один из дней, когда бригада закончила штукатурить первый дом и все четыре этажа ожидали побелку и покраску, из зоны привезли почту.

— Аслан! Тебе два письма! — прокричал Сыч, примирившийся невольно с бригадиром. И сам принес Аслану письма.

Одно — от бабки. Почерк соседки узнал сразу. На душе повеселело. Ждет старушка. Теперь уж не месяцы, недели считает. Скоро ее подсчет пойдет на дни. Вот уж будет радость! Как разулыбается, заплачет, засияет счастьем бабка. Теперь-то уж точно дождется. Столько лет прождала.

«Дай тебе Бог здоровья, родная моя», — подумал Аслан. И нетерпеливо вскрыл конверт

…«А ты счастливым будешь, внучек мой. Я загадала: если ты вернешься вовремя и все будет хорошо, то наша корова отелится телочкой. Так она будто подслушала! И сразу двумя растелилась. Обе телки! Вот какая радость! По осени выгодно продать можно будет и купим тебе настоящий шерстяной костюм. Такой, как у нашего фельдшера — в мелкую клетку».

— Не надо клетку, — передернул плечами Аслан и подумал: «С меня нынешней клетки хватит: сколько лет в ней. Я теперь ничего в клетку не куплю и не надену».

Чтоб не вспоминать никогда, — сунул письмо в карман и глянул на второе. Глазам не поверил. Эта письмо было от Ильи Ивановича.

Аслан заволновался:

— Вспомнил. А может, и не забывал меня. Значит, и теперь он памятью со мною, раз написал.

Он подошел к окну. Торопливо вскрыл конверт. Глаза побежали по строчкам.

«Многое я не успел сказать тебе. Особенно напоследок. Торопился. Не обижайся, теперь ты сам понимаешь, как дорого платим мы за свободу, как трудно тянутся последние дни и часы неволи. Это у тебя наступит скоро. Пишу тебе, зная, что ты еще в зоне. Почему так, кажется, я знаю. Но не в письме о том. Цензура зоны — начеку. А вот когда выйдешь — приедь ко мне. Хотя бы на день. Тебе это нужно знать, Аслан. Ведь впереди — жизнь. А по ней не стоит ходить исхоженными тропами. Потому что не все открытия бывают в радость. Мой адрес сохрани. Я жду тебя сразу по освобождении. Не затягивай и не откладывай приезд…»

«Загадки сплошные», — удивился письму Аслан. Но адрес решил сохранить.

Дни летели незаметно, когда они были загружены работой до отказа. Даже ели на ходу работяги, сберегая световой день до минуты. Но едва кончалась работа, Аслан падал на продрогший тюфяк, сбросив со счетов еще один день неволи.

Кто-то из зэков не выдержал бешеной гонки и заболел, надорвав подтаявшие на трассе силы. Не всем по плечу оказалась стройка.

А к концу, накануне сдачи первого дома, началась полоса сплошных неудач.

То ли усталость подвела одного из орловских мужиков, то ли леса были сбиты непрочно. Но к обеду, когда нужно было дотянуть до потолка покраску водяной трубы, и человек поднялся с кистью на цыпочки, чтобы сделать последние мазки, что-то хрустнуло еле слышно. И работяга, не успев открыть рот, свалился на пол, сломал ногу.

Через день костромской мужик докрашивал снаружи окно на четвертом этаже. Не удержался. Оступился. Сорвался вниз. И — насмерть.

Еще через два дня красили воздухоочистительную трубу на крыше. Уже закончили. Но когда возвращались на чердак — поскользнулся горьковский мужик. Упал на спину и скатился. На груду кирпича. Молча, сразу умер…

Аслан с лица темнел. И не только потому, что за каждый такой случай с него снимались по пять зачетных дней, людей было жаль. Их жизни. После такого ЧП люди в бригаде работали вполсилы. Вздрагивали телом и сердцем. А что, если и другого иль самого такое ждет? Кто может дать гарантию? Кто позаботится о другом?