Эльмира Нетесова - Колымский призрак

— А я другое о тебе слышал, — начал забывать о боли Аслан.

— Обо мне всякое говорят. Ну да Бог с ними. Знай, меня мой друг предал. Что в сравненье с этим Колыма? Она не вечная. Срок кончится. И если выживу, вернусь домой. К сыну. Ему я должен рассказать правду. Чтоб на жизнь смотрел верно. Ради этого надо выжить. Иначе все зря. Пусть через годы будет наказано предательство.

— Меня пока не предавали. И я сюда по глупости загремел. Из-за пьянки. Видно, за все это и расплачиваюсь. Тебе есть зачем жить. А мне — нет, — ответил Аслан.

— Если Бог дает человеку рождение и жизнь, значит, нужен этот человек на земле. Очень нужен, раз через боль и муки матери родился ты. И у тебя есть свой смысл, свое яблоко, Бог даст — твой талант, который ты еще не раскрыл в себе. Когда найдешь, откроешь его — поймешь, для чего родился. Никто в этот мир не приходит случайно.

— Ну, а тот — твой друг, который предал тебя?

— Он кретин. Верно. Но отменный специалист. Грешно не признать. К тому же он послужил уроком для меня. Друзей надо осторожно выбирать. Не будь его, не узнал бы я цену подлости. Но и теперь говорю, могло случиться и худшее. Могли расстрелять…

В начале колонны зэки внезапно сбились в кучу. Разговор оборвался. Что такое случилось? Афиноген заспешил туда.

Упал охранник. Лицом в сугроб.

— Легкие, наверно, поморозил, — сказал Илья Иванович.

Этот охранник должен был конвоировать Аслана в зону по приказу старшего. А теперь вот сам задыхается. Кровь из уголка рта потекла пузырчатой струйкой.

Эх-х, мальчишка, тебе зачем эта Колыма? Приказы выполнял? Но ведь родился ты не для них. Как теперь переживет страшное известие твоя мать? Ни в чем не виновный ты здесь, на Колыме, считай, не служил, а отбывал срок. За что? Ответ на это ты не сыщешь и в вечной мерзлоте, на обочине трассы. Здесь ты не первый, задавший извечный, последний вопрос в этой жизни:

— За что?

И тебя, как многих других, засыпят мерзлыми комьями земли. Похоронят без гроба и почестей, рядом с теми, кого охранял. А чем ты лучше?

Одна пурга оплачет всех разом. Занесет могилу сугробом холодным, большим и станет он на твоей могиле колымским памятником — белее мрамора, неприступнее скалы, молчаливее самой смерти.

Без надписи. На Колыме все мертвые равны. Для всех одни почести, общее горе — никто не придет и не приедет оплакать тебя. Не ходят на Колыму поезда. А трасса — только рождается. Пока проложат, забудут о тебе. Таково свойство человечьей памяти. Слезы высыхают быстрее, чем тает снег. Горе проходит и забывается скорее, легче, чем оттаивает вечная мерзлота.

— Не жилец он на свете, — сказал кто-то. Укутав лицо охранника шарфом, подняли его зэки, понесли на плечах в зону. Не друга. Но человека, какой ни на есть. Не оставлять же его здесь на растерзание волчьей стае. Пусть и охранник, никому, может, по молодости не успел он беды принести, ничью жизнь не оборвал пулей.

Конечно, могли не заметить упавшего. Пусть охранники сами своего на плечах несут. Им без него в зоне не появиться. Не друзья они зэкам. Да только разве виноваты зеленые юнцы, что не своей волей попали сюда!

Пока есть зэки, будет и конвой, и охрана. Вот и бредут юнцы. Винтовки по пяткам хлещут. В долгополых шинелях путаются. Шапки на рыбьем меху даже уши от ветра не прикрывают. Ни перчаток, ни рукавиц нет. Не положено.

Эти, когда служба кончится, никогда не останутся в армии на сверхсрочную. Скорее домой. Унести бы душу на покой и отдых. На любую работу согласятся, только бы подальше от Колымы. От ее дождей и снегов, комаров и туманов, дней и ночей за колючей проволокой, под прожекторами. И без вины… Единственная — молодость, не рискнувшая отказаться по незнанию иль от страха.

Бредут охранники, утопая в сугробах по пояс, спотыкаясь о собственную усталость.

Эх-х, повалиться бы в сугроб, как в перину в детстве, забыть бы все. Да нельзя. Стискивают мальчишки посинелые губы. Мужают.

Зэки тоже люди, но перед ними нельзя расплываться, показывать слабость. Такое не положено. А так хочется пожаловаться на жизнь собачью. Только разве поймут, поверят? Им-то во сто крат тяжелее, а молчат.

Сколько километров прошагали, сколько сугробов измяли, сколько еще идти? Впереди пурга смертью пляшет. Кто еще упадет? Кто живым вернется в зону?

Километрам и времени давно потерян счет. Да и к чему считать? Кто выживет, поскорее постарается забыть эту ночь. Кажется, ей никогда не будет конца.

— Вроде скоро придем, — слышит Аслан у плеча. Это Афиноген.