Александр Бушков - Белая гвардия

Здесь полицейские с жандармами стояли уже не так густо — но наглухо перекрыли все выходившие на поименованный в честь Отца Нации проспект, и там теснились шеренги разноцветных автомобилей, сплошь и рядом опять-таки новеньких.

По центру ехали недолго, вскоре завывающие полицейские машины свернули направо, а за ними и весь кортеж, впереди открылся обширный пустырь, еще заваленный строительным мусором и многочисленными пеньками от срубленных деревьев, — а посередине красовалось овальное белое здание, покрытое голубоватым стеклянным куполом. Красивое здание, похожее на марсианский корабль или кадр из фантастического фильма о будущем.

Вот тут как раз и наблюдалось нешуточное многолюдье. Широкую и высокую белоснежную лестницу, ведущую к парадному входу, с обеих сторон перекрыла в три шеренги полиция, едва сдерживая толпу, тяжело колыхавшуюся, как море.

Передний лимузин остановился почти вплотную к притормозившим полицейским машинам. Толпа взревела, но оттуда показались лишь два генерала и председатель парламента (персона, в отличие от генералов, чисто декоративная, как, собственно, и сам парламент).

Адъютант в белоснежном мундире и пышных золотых аксельбантах, вытянувшись в струнку, распахнул дверцу второго лимузина, и вот оттуда-то вылез Папа. Охранники в цивильном и белые в пятнистых комбинезонах проворно отделили его от толпы двойным кольцом.

Толпа взревела по-настоящему, напирая на шеренги черных и оранжевых беретов. Те колыхнулись, чуть подались назад, но устояли, сцепив руки. Отец Нации неторопливо направился к подножию лестницы, легонько помахивая ладонью согнутой в локте руки. Мазур, сменивший «клерон» на более подходящий для окружающей обстановки «узи», шагал в цепочке первым, держа автомат одной рукой, дулом вверх, чуть на отлете — именно такая манера держать оружие здесь почиталась наиболее внушительной. После освежающего ветерка, едва машины остановились, вновь навалилась жаркая духота. В камуфляже и высоких ботинках в это время дня чертовски неуютно.

В паре метров от него колыхалась толпа — старые и малые, мужчины и женщины (он подумал мельком, что после окончания торжественной церемонии снова будут затоптанные, но это уже не его промах и не его печаль). Люди размахивали черно-зелено-золотыми флажками, высоко подпрыгивали, воздевая руки, лица стали глупо-восторженными, одинаковыми.

Где-то в задних рядах послышалось скандирование, быстро охватившее толпу от края и до края:

— Ньягата Теле! Ньягата Теле!

Эквивалента в русском языке не имелось — как, впрочем, и в европейских вообще. Ньягата Теле — не просто Отец Нации, это, если попытаться перевести близко к смыслу — Великий-Отец-Роднее-Не-Бывает. Примерно так. Товарищ Брежнев, мир праху его, обзавидовался бы, как и товарищ Мао…

— Ньягата Теле! Ньягата Теле! — неистовствовала толпа.

Папа неторопливо поднимался по белоснежным ступеням, держа на лице отечески-радушную улыбку и величественно поводя рукой. Отступив на полшага, за ним шла Принцесса, немыслимо грациозная, леший ее задери, в синем платьице, невероятно простеньком на вид, но стоившем кучу денег, не умещавшихся в сознании не только вопящих столичных жителей, но и Мазура. А как же — не та девочка, не то семейство, чтобы носить дерюжку…

Отступя еще на шаг, солидно шагали оба генерала, держа руки на позолоченных эфесах легоньких парадных сабель (скопированных с французских) — если следовать песне, славою покрыты, только не убиты (но человек понимающий прекрасно знает, что ни за одним не числится сражений и битв, ни выигранных, ни проигранных, если не считать пограничной стычки пятилетней давности, где с обеих сторон принимали участие сотни три солдат, четыре броневика и всамделишный реактивный истребитель пенсионного возраста). В кильватере, замыкающим, двигался глава парламента — он тоже пытался придать себе осанистый, державный вид, но получалось как-то неубедительно.

Наверху, на площадке у главного входа, при приближении Папы дружно зааплодировали человек сорок, стоявших аккуратной шеренгой, на три четверти чернокожие. Местные буржуины, третьеразрядная мелюзга из третьеразрядных посольств (Советский Союз, правда, тут был представлен самим послом), золотая молодежь, парочка влиятельных министров, обаятельный корреспондент советского Агентства Печати «Новости» (по точной информации, африкановед в штатском) и тому подобная публика, вплоть до руководившего великой стройкой инженера-француза, оттесненного на крайний правый фланг (не в политическом, а в буквальном смысле слова). Несколькими ступеньками пониже помещались по обе стороны под бдительным присмотром парочки жандармов разномастные репортеры (черные и белые перемешались, образовав, да простят эту аналогию замполиты, этакий интернационал). Засверкали блицы, застрекотали кинокамеры, чернокожий телеоператор нацелился на Папу объективом своего громоздкого агрегата.