Михаил Нестеров: Месть и закон

На прощание полковник спросил:

– Хочешь узнать имя человека, на которого тебе указал Яцкевич?

Белоногов вопросительно вздернул крепкий подбородок. За эти дни Сергей заметно осунулся, пренебрегал бритвой, светлая щетина еще больше подчеркивала его бледность. Рожнов подметил, что Белоногов похож сейчас на альбиноса.

Как и полагается в подобных случаях, Рожнов артистично выдержал паузу:

– Олимпийский – это как раз Олег Шустов.

Шутник был Яцек... Ты все еще помнишь о нем?

– А как же Маргелов? – вместо ответа спросил Сергей.

– Кстати, насчет Шустова, – полковник, в свою очередь, проигнорировал вопрос Сергея. – Не вздумай подходить к нему на расстояние пистолетного выстрела, если при тебе будет оружие. И глазом не успеешь моргнуть, как Олег шлепнет тебя.

– Это мы еще посмотрим, – чуть насмешливо протянул Сергей. Однако в его глазах бодрость отсутствовала.

Рожнов хмыкнул и покачал головой:

– Единственный шанс убрать Шустова – как обычно, вызвать его на встречу. Последний раз мы виделись в открытом кафе у кинотеатра «Огонек». Олег обязательно придет, тут сомневаться не приходится, так как за свою жизнь он спокоен. – На лице Рожнова проступила нервная улыбка. – На это время он постарается обезопасить подсадного следователя, к примеру, оставив его в здании прокуратуры. Ну, бог ему в помощь.

Минуту полковник провел в раздумье. Потом продолжил:

– Вам с Тимофеем придется работать в многолюдном месте, постарайтесь не задеть посетителей кафе. Подстраховки не будет, так что отработайте отход как следует. Олег обоснованно беспокоится за жизнь Маргелова, но не подозревает, что его собственная висит на волоске.

Сегодня был первый, наверное, день, когда Валентина Ширяева могла сказать себе, что идет на поправку. Изматывая себя, поначалу неровной походкой, прогоняя утомительное головокружение, она, как узник, мерила шагами комнату, подгоняя мысли.

Она что-то должна вспомнить, что-то важное. Оно было рядом, очень близко, как влажные губы и водянистые глаза одного из убийц. Валентина мысленно отодвигала его лицо, чтобы увидеть целиком, но тогда перед взором вставало лишь мутное пятно.

Почему я открыла ему дверь? Я знала, знала его.

Он постучал, я спросила, кто там. Он ответил? Ответил или нет?! Ты ответил мне, мразь?!

Ее душили слезы бессилия. Ну почему именно этот момент ушел из ее памяти! Потому что он очень важный?

И она начинала все сначала.

Она глохла, было больно, глаза и рот закрыты полотенцем, потом его убрали, она увидела свет, слюнявые губы, бесцветные глаза. Ей показалось, или она действительно видела их раньше? Снова полотенце, удушье, чернеющая пустота, «эта шлюха больше не протянет, давай ее в ванную», крепкая хватка поперек груди, ватные ноги, «Володенька, на помощь!», покачивающие движения собственного тела, «я только придерживаю»...

Тварь, тварь, тварь! Я знаю твой голос, я слышала его, где? Кто ты?

Я глохла! Было больно! Полотенце! Глаза! Пустота!

Она чувствовала – еще немного, и разум ее не выдержит. Она забыла главное, но помнила какую-то ерунду. Врача, который говорил, что ей ПОВЕЗЛО, мол, в подобных ситуациях некоторые по полгода не могут вспомнить свое имя. А у нее вообще исключительный случай: нервное и умственное переутомление, шок, нарушение – до полной потери – кровообращения, клетки головного мозга остались без необходимого запаса кислорода...

Так, откуда начать? Я стою у окна, вижу Колю Михайлова с девочкой, она ест перышко лука, она очень похожа на свою старшую сестру, Свету. «Илья уступал ей свое место, а сам садился рядом, на стул».

Валентина нахмурилась, но тут же подстегнула себя: не отвлекаться! Я говорю Володе, чтобы он зашел через час – отличная память. Ну, давай, подруга, напрягись! Я жгу записку, в ней было написано, что я смертельно устала. Сколько я выпила? Мало, две рюмки. Потом поддалась слабости, стала у книжного шкафа, долго смотрела на книги, которые Илья расставлял по-своему. Сразу легла спать? Сразу. Безупречные мозги. Потом ТЫ разбудил меня. Я иду открывать ТЕБЕ. Почему махнула рукой?..

От мыслей ее отвлек оперативник, показавшийся из смежной комнаты. Обычно страж молчал, почти равнодушным взглядом наблюдая за своим ненормальным объектом, шагавшим из угла в угол. На нем был модный пиджак с удлиненными полами, скрывающий кобуру на поясном ремне. Молодой, лет двадцати пяти. Напарник, сменяющий его обычно поздно вечером, чуть постарше, но такой же молчаливый.