Евгений Павлович повесил трубку и несколько секунд сидел в задумчивости. От него отмахнулись. Заткнули ему рот. Партнеры явно знали больше, чем он, однако не хотели делиться сведениями. Что-то пошло не так. Кто-то рассказал телевизионщикам о нападении на колонну. Наверняка эмвэдэшные крысы. У них там все схвачено. Репортеры чувствуют себя на Петровке, как в собственной постели. Хо-озяева, мать их. Стоило бы выяснить, кто именно снабжает их информацией. Явно ведь не пресс-служба.
Чрезмерная осведомленность других всегда вызывала у Евгения Павловича тревогу. Особенно когда дело касалось случаев, в которых так или иначе фигурировал он сам. Можно сказать, что в нем просыпался неприятный мандраж, смешанный с дремлющей ненавистью. Какого черта эти проныры лезут не в свои дела? Зажились, сволочи, на белом свете? Хорошая, хотя и набившая оскомину своей расхожестью фраза: «Как говорил один мой знакомый, покойник: «Я слишком много знал». Сейчас у Евгения Павловича появилось желание напомнить кое-кому жутковатую присказку. Впрочем, поразмыслив с минуту, он успокоился. Его это в любом случае не коснется. А вот «благодетелям-покровителям» стоит задуматься о будущем. А он... Что он? Если даже на него и выйдут — а Евгений Павлович имел все основания полагать, что этого не произойдет, — то именно партнерам придется его отмазывать. Они понимают, что существует способ нажать и на них.
— Значит, так. — Балков придвинул стул, присел и положил на стол .несколько листов с убористо отпечатанным текстом. — У меня две новости. Плохая и плохая. С которой начнем?
— С плохой, — ответил Беклемешев, откладывая в сторону схемы.
— Плохая новость: контактов у заложников никаких. То есть перспективных с точки зрения следствия. Большинство из них — важные шишки из Министерства обороны, Генштаба и так далее. А там, в кого ни ткни пальцем, — все военные. Криминала, по нашим данным, ни на ком нет. Подозрительных связей — тоже. Не думаю, чтобы у кого-нибудь из них был повод организовывать нападение на колонну. Во всяком случае, очевидных нет.
Гражданских среди заложников семеро. Трое техников и четыре охранника. Все работают в НИИ высокоточных технологий. Техники из отдела перспективных исследований. Нормальный отдел, каких много. Занимается разработкой различной аппаратуры, в основном военного предназначения. Финансируется процентов на шестьдесят, работа идет ни шатко ни валко. У них с контактами среди военных, как ты понимаешь, все в порядке. Очень узкий круг общения. Среди военных — генералитет. Подозрительных контактов в быту не замечено. Информация годичной давности, но такие люди редко меняют привычки и еще реже друзей. Людям со стороны общаться со специалистами-техниками довольно скучно и сложно. Рано или поздно застольные беседы сводятся к обсуждению технических проблем, причем узкоспециализированных. Никто ничего не понимает. Тоска. Поэтому они предпочитают компанию коллег. Можно поболтать всласть, не рискуя при этом раскрыть ненароком какую-нибудь военную тайну. С охранниками дело обстоит чуть получше. Они все из «бывших». Бывшие омоновцы, морпеховцы, десантники и так далее. Здесь все чисто. У одного кто-то из друзей в погранцах ходит. Но они почти не контачат. У второго брат погиб во время августовского штурма Грозного.
— Брат? — переспросил Беклемешев. — По идее, этот охранник должен испытывать большую любовь к представителям Министерства обороны. Так?
Балков пожал плечами:
— Может быть, а может, и нет. Чужая душа — потемки. Если и так, он тщательно скрывал свои чувства. Штурм-то эвон когда был. Его с тех пор проверили-перепроверили сотню раз. И если уж он все еще работает, значит, ничего подозрительного в нем не углядели, — Балков подумал, цыкнул зубом. — Ты полагаешь, месть?
— Вряд ли. Но у нас со всех сторон «мертвяки». Ни одной толковой зацепки. Надо же за что-то ухватиться.
— Поедем сами или сюда вызовем? — деловито поинтересовался Балков.
— Сами, конечно. Ждать времени нет.
— Лады.
Беклемешев взял бумаги, заглянул:
— Ясно. Ладно. Давай теперь плохую новость.
— Хорошо. Итак, плохая новость: тебя искал Чес- ноков. И он, похоже, не в настроении. Приказал, чтобы ты явился к нему, как только появишься.
Беклемешев кивнул, давая понять, что принял информацию к сведению. «Наверняка Третьяков постарался, — подумал он. — Невзлюбил нас этот парень. Очень невзлюбил». Впрочем, его это мало волновало. Исходя из собственного опыта, Беклемешев давным-давно сделал вывод: если человеку что-то втемяшилось в голову — особенно если он считает, что его обошли, — спорить совершенно бесполезно. Людей склада Третьякова невозможно переубедить. Они не признают цветовых градаций и всегда стоят на своем, непоколебимо, как скала.
Читать дальше