Инна Булгакова: Солнце любви

Ольга Ипполитовна закурила тоненькую коричневую сигаретку (дамскую, американскую).

- Третьего дня заявился Ангелевич, Жени не было дома. И уговорил меня, а я — твоего дядю. Слушай, двести пятьдесят долларов на земле не валяются.

- Да конечно. Стало быть, квартиру Ангелевич оплачивает?

- Ее папа каким-то боком связан с шоуменом, вот и балует дочку.

- Новый буржуа, — вспомнил Петр.

- Да, работает киллером.

- Кем? — изумился он, а из квартирных недр донеслось ржанье Ипполита.

- То есть дилером. в общем, какой-то посредник, я не в силах запомнить эту терминологию. Сейчас за границей по делам, я только с ней познакомилась. И, межу нами говоря, пожалела, что дала слово Ангелевичу.

- Почему?

- Она мне не понравилась. Что-то в ней. не то, скользкое. Ты скажешь, стареющая дама необъективна к юному существу. И это, должно быть, есть, не спорю, но.

- Да ну, Оль, я обаятельней тебя женщины не встречал.

- Спасибо. В общем, нечто почти неуловимое меня тревожит.

- Что тебя тревожит, душа моя? — подхватил вошедший в гостиную дядя — явно с процесса — безукоризненный джентльмен в траурной «тройке». Эта пара — их удивительная многолетняя любовь — служила для племянника идеалом недосягаемым.

Жена пояснила:

- Протеже Ангелевича.

- Жиличка наша? А что с ней?

- Знаешь, она редкая красавица.

- Серьезно? Надо поглядеть.

- Как будто позировала Боттичелли.

- Думаешь, она сумеет оттягать у меня квартиру?

Вновь хохот невидимого Ипполита.

- Да ну тебя! — жена, капризно.

- Устроит публичный дом? Ну, так прогони ее — и дело с концом. Я вообще был против этой аферы.

- И я! — опять Ипполит.

- Все, обедать! И непременно с шампанским, я сегодня выиграл сложнейший процесс.

При слове «шампанское» из своей комнаты выкатился Поль и сразу поинтересовался, сколько «папочка огреб». «Не в том суть, — отвечал папочка смущенно, словно застигнутый на тайном пороке, — дело очень интересное». Значит, защищал практически бесплатно. Евгений Алексеевич своего не упускал, конечно, и все же в принципе тесть был не совсем прав, упрекая его в защите «плутократов»: как художник, работающий на заказ, иногда не может устоять перед созданием бесцельного, в финансовом отношении, шедевра — так и дядя порой не упускал дела «дешевого», но таящего сильную, драматически трогательную коллизию; спасал «по совести» невинных убийц — и частенько побеждал. Однако размазывать «благодеяния» не любил — тайная, благородная страсть. Хотя случались и такие курьезы: в семье до сих пор посмеивались, вспоминая, как беззаветно и бескорыстно боролся адвокат за одного бедного страдальца, который, благополучно избежав наказания, преподнес Евгению Алексеевичу чрезвычайно ценный портсигар червонного золота с гравировкой: медицинский символ — «смерть курильщикам».

Сегодня был явно день победы, стол цвел чайными розами, радовал прекрасными яствами (Ольга Ипполитовна хозяйка превосходная и сама лакомка), шампанское играло в бокалах. но Петр, под впечатлением прошлого вечера и сна, был весьма умерен.

Обсуждали вчерашнее «самосожжение», пересказывали романтические небылицы (Ольга и Поль, перебивая друг друга): будто бы иностранец, чуть ли не швейцарец, погиб из-за любви к русской девушке.

- Швейцарец? — сомневался дядя. — Из-за любви? Не верю!

Жена стояла на своем:

- Я сама утром слышала в «колбасной». Он врезался в стену швейцарской фирмы.

- Почти на родине помер, да? Не верю!

- Заладил, как Станиславский.

- А ты у меня дите малое.

- Помиритесь на литературном варианте, — вставил сын с умненькой усмешечкой. — Иностранец-демон у Патриарших вводит в грех атеиста Берлиоза. Как ты на это смотришь, Романыч? Ведь правда эстетически красиво и завершенно?

- Это не литература, — подал голос двоюродный брат; до чего он был привязан к дядьке, до того не переносил его сына. — Это первая смерть на моих глазах. я имею в виду — насильственная.

- Как насильственная? — удивилась Ольга Ипполитовна.

- В смысле — противоестественная, насилие над собой. Вы не слышали его крик из огня.

- Петруша, ты здоров? — осведомился адвокат, прихлебывая мелкими глотками золотистое зелье. — Вид у тебя бледный.

- Вчера перепил с Подземельным.

- Нашел тоже с кем. — начал дядька, но добродушную воркотню его прервал телефон.

- Пап, тебя.

- Да!.. Когда? Не знаю, устал. Позвоните вечером. Договорились! — Евгений Алексеевич положил трубку. На лице — взволнованное выражение азартного охотника. Домочадцы подали реплики: