Роже Борниш - Плицейская история

Орсетти отрицательно качает головой.

— Бедняга Анри, — говорит он, — мне жаль, что ты такой наивный дурак. Никто из нас не гарантирован от приступов ярости Эмиля, и я хочу, чтобы ты это понял. В один прекрасный день он пришьет нас всех из-за собственной безопасности. Это больной человек, психопат, прожорливый, ненасытный некроман.

— Кто?

— Некромант, то есть трупоядный, как гиена.

Лубье громко и раскатисто смеется.

— Тише ты!.. — говорит ему Болек, оглядываясь на млеющие парочки.

— Пусть он будет трупоядным, — серьезно говорит Лубье, — или самим чертом, но сегодня нет лучшего профессионала по налетам, а я как раз хочу предложить ему одно стоящее дельце.

— В таком случае расскажи это Анри, а я удаляюсь, — прерывает его Орсетти, вставая.

Болек пытается удержать корсиканца.

— Послушай, по крайней мере, о чем идет речь, — ворчит он.

— Нет, — сухо отрезает Орсетти, — я не работаю с убийцами. Чао, парни.

Он уходит. Лубье и Болек взглядом провожают его.

— Итак? — спрашивает Болек.

— Старина, — начинает Лубье, — отведи меня к Бюиссону. У меня есть фантастическая идея, но одному мне не справиться.

Болек чешет серебристый затылок.

— Сейчас все хотят работать с Эмилем. Но ты ведь знаешь, какой он недоверчивый и требовательный.

Лубье смотрит прямо в глаза Болека:

— Я не такой, как все. Ты знаешь, что я могу продырявить любого не моргнув глазом и не буду корить себя за это.

— Я передам ему, Симон. Возможно, он согласится. Он работал с Жаком Верандо и его людьми, но они не очень-то ладят между собой: Верандо любит сам командовать. Скажу тебе по секрету, что Эмиль мечтает сколотить новую банду из самых лучших, отборных профессионалов.

Лубье сглатывает слюну.

— У него уже много кандидатур? — обеспокоенно спрашивает он.

— Во-первых, я, во-вторых, Жуайе. Нюс, его брат, который только что вышел из тюрьмы, тоже хотел бы присоединиться к нам, но Эмиль не хочет, так как подозревает, что за Нюсом ведется наблюдение. Эмиль хотел бы, чтобы с нами был Орсетти, но ты сам видел его реакцию! Кстати, ты ведь тоже, кажется, корсиканец, или я ошибаюсь?

— Это все лирика, а меня интересует дело, — говорит Лубье сухим тоном. — Ты отведешь меня к Бюиссону?

Бретонец встает, оставляя счет Лубье.

— Договорились, — соглашается он. — Приходи завтра в полдень в «Пирушку». Если Эмиль захочет встретиться с тобой, он придет туда.

Бюиссон, пришедший на рандеву на полчаса раньше, осмотрелся вокруг и заметил Лубье, прошедшего мимо бара. Дойдя до угла улицы, Лубье развернулся и пошел назад, сунув правую руку в карман пальто. Если бы за ним был хвост, он столкнулся бы с ним носом к носу…

Бюиссону это понравилось. Покрутившись еще некоторое время в отдалении, Бюиссон направляется к бару и входит в зал с некоторым опозданием, как и положено шефу.

Чокнувшись фужерами с шампанским, мужчины быстро договариваются. Бюиссон знает о достоинствах Лубье и очень доволен своим новым рекрутом, тем более что его правой руки, Франсиса Кайо, нет рядом, да и Орсетти обнаружил с некоторых пор легко ранимую душу.

Дело в Шампини действительно увлекает Эмиля: здесь нужны скорость, быстрая реакция, решимость. Это как раз то, что он любит.

— Хорошо, — говорит Бюиссон, — сегодня суббота. Завтра мы осмотрим место, назначим день, и за работу.

— Идет, Эмиль. Только Болек не сможет участвовать в этом деле.

— Это почему же?

— Он заболел.

— Что с ним?

— Ангина. Боюсь, что он встанет на ноги только через неделю.

— Ничего, это не страшно, — говорит Бюиссон. — Его заменит за рулем Жуайе.

— А тебе не кажется, что нам желательно быть вчетвером в таком деле?

— У тебя есть кто-нибудь на примете?

— Да, надежный парень — Пьер Лабори. Он отсидел десять лет на каторге и никогда не жаловался на судьбу!

— Если это твой друг, то я не возражаю, — соглашается Бюиссон. — Завтра отправляемся с тобой на место, а потом я покажу место Жуайе.

В воскресенье, 8 января, Жуайе выпивает стакан портвейна, ставит его на стол, облизывает губы, хлопает Кристиану по заднице и встает со стула.

Бюиссон поднимается в свою очередь, быстро чмокнув в губы свою подружку Иветту.

— Мы ненадолго, — заверяет он ее.

Мужчины надевают пальто, поднимают воротники и выходят на улицу. Шесть часов вечера, но уже темно, как ночью. Они быстро идут плечом к плечу до авеню Жана Жореса. Пройдя еще метров сто, они замедляют шаг, и Бюиссон говорит, указывая на здание: