Леонид Юзефович - Охота с красным кречетом

Уши заложило от выстрела; пуля, срикошетив от вентиляционной решетки под потолком, с низким шмелиным гудением пролетела над головами и вошла в стену, в переборку, отделявшую залу от соседней комнатушки.

Уже спокойнее, уже поигрывая отнятым у Шамардина револьвером, Пепеляев повторил:

— Так что ты еще скажешь?

Купцы, при выстреле прыснувшие в разные стороны, теперь старались держаться за спиной у генерала, чтобы невзначай не угодить под пулю, если тот вздумает стрелять. Один Мурзин остался с ним лицом к лицу.

Когда начал говорить, заметил, что форточка в окне, возле которого минуту назад стояла Ольга Васильевна, открыта. А ведь Каменский, раздеваясь, ее закрывал, эту форточку, дабы не простудиться. И лицо Ольги Васильевны вновь стало царственно — безмятежным, словно все происходящее никоим образом к ней не относилось. Словно случайно попала сюда из какой — то иной жизни. Само собой, пружинку она выкинула на улицу, воспользовавшись паникой, но Мурзин продолжал говорить, потому что бархотка — то была при нем, он крепко сжимал ее в кулаке.

Купцы глядели только на него, лишь Грибушин уставился в пол, да Константинов, уверенный в том, что вора найти невозможно, по — прежнему смотрел в окно, и непонятно было, слушает он или нет. Шамардин держался поближе к двери. Отдельной кучкой стояли дежурный по комендатуре, двое юнкеров и Милонова. Пуля ударила в стену над ее головой, прическу запорошило осыпавшейся побелкой, будто седина пробилась в волосах. От этого лицо Милоновой казалось бабьим, постаревшим.

Мурзин говорил, и все, кроме Грибушина и Константинова, не только слушали, но еще и следили за его взглядом. Даже Калмыков с Фонштейном, давно взявшие себе за принцип ничего лишнего не знать о людях, способных отомстить за такое опасное знание. Все внимательно следили за его взглядом, ждали, на кого укажет. А Мурзин, пожалуй, чаще, чем на других, поглядывал на Грибушина и на Ольгу Васильевну. Но он решил не упоминать их имен. Зачем, если все равно не докажешь? Пружина вылетела за окно, пропала в снегу, и вспоминать о ней не стоило. Грибушин с Ольгой Васильевной могли быть спокойны. Бог им судья и совесть, ежели есть.

Кот здорово разодрал шею. Мурзин трогал царапины, кончики пальцев были в крови. Константинов достал платок, но не успел протянуть, выронил на пол, когда услышал, что, оказывается, не одна была коробочка, а две, совершенно одинаковых, и в каждой лежало по синей бархотке.

Купцы еще стояли голые, еще шел обыск, а Мурзин, готовясь к смерти, открыл коробочку в безумной надежде обнаружить там подкинутый перстень, пружинкой откинуло крышку, и тогда он понял. Сейчас объяснять про это не хотелось. Напряжение ушло, но и радости почему — то не было, все казалось простым, даже скучным. И стыдным. Война, гибнут товарищи, а тут пружинка, бархотка. Накатила усталость — губами лень шевелить.

Мурзину говорить не хотелось, а Пепеляеву — слушать. Противно было. Чего рассусоливать? Пускай покажет, коли нашел, и дело с концом. Не все ли равно, кто взял. Мог — то любой, вот что главное. На кого же надеяться в этом городе? Но слушал, не прерывая. Да, он, генерал Пепеляев, не для того Богом предназначен, чтобы разгадывать купеческие хитрости, его дело — война, он там царь и Бог, и никакого нет позора, что не понял. Даже казалось, теперь, будто не очень и хотел понять, не особо старался.

Было две коробочки, объяснял Мурзин. Одна, с перстнем, лежала на столе, другая — у вора в кармане, пустая, и незаметно поменять их местами было не так уж сложно. А вынуть прямо в кармане перстень и бросить коробочку в камин, чтобы на случай обыска избавиться от улики, — еще проще. Имени вора он не называл. Зачем? Догадаться легко, семи пядей во лбу иметь не надо. И не говорил о том, что Ольга Васильевна, с которой Грибушин поделился своей догадкой, позднее извлекла из камина пружинку от сгоревшей коробочки — сизую, потемневшую в огне. Потом, уже на свободе, шантажируя похитителя, можно взять с него отступного. Вот, что ей важно, и плевать она хотела на Грибушина с его любовью и проницательностью. У нее свои расчеты.

А у Шамардина — свои, похожие.

Но ни он, ни Ольга Васильевна так, видимо, и не поняли, куда потом девался перстень. Да и Грибушин скорее всего об этом не знает.

— Коробочка брошена была в огонь неудачно, не успела сгореть до конца, — говорил Мурзин, держа на ладони обгорелый лоскуток синего бархата. — Вспомните, кто угли — то в камине разгребал…