Евгений Сухов - Жиган по кличке Лед

Мастодонт откашлялся и заговорил:

– Нужно решать с ответкой. Кто это сделал, должен гноем умыться. Вычислить и замочить гниду. Но не валить сразу – хотел бы видеть его живым, чтобы он тут, на полу, валялся, а мы взглянули бы ему в глаза по очереди. Хотя чего там глядеть?

– Правду говоришь, Большой, – отозвался со своего места Саня Кедр. – Там не один Лед, которого все мы уважали, там еще были наши. Саву я с малых знаю, мы с ним еще на малолетке топтались. Сережа-мордва, хоть и дурковал порой, но все равно правильный вор был – вот его брат сидит, я при нем, да и при всех, честно говорю. И нечего тут больше базлать! Я сам ездил с Гаваной, видел, что там от них осталось. Льда по зубам да по перстню только опознали, да еще роспись на плече я видел – его роспись, верно. А еще тряхнул бы я Лашу Гогоберидзе – есть такой «порченый» шустрик, он теперь барыгой подъедается. Это у него Лед с близкими тогда сидел – верняк. Только у него об этом хорошо нужно поспрошать, с пристрастием, как говорится, сами знаете где. Так-то вот. Мы первыми подъехали, мусора после нас через часок только подгребли.

– А что ж вы только Льда забрали, а остальных?..

– Были обстоятельства, – проговорил Гавана, который вертел в пальцах коричневую сигару, добытую по извилистым, одному ему известным каналам. – Вы бы видели тех мусоров. Большой, ты что, сам первый раз по беспределу ведешь разбор? – кивнул он Мастодонту. – Нам бы решить, КТО на мокрое дело пошел, кто душегубец. А это можно сделать, только перебрав всех, кто со Льдом погиб. Может, и от них какая ниточка потянется.

Последовал ответ:

– Сава был, еще Сережа, а еще шофер.

– А кто шофер?

– Славик.

– Какой Славик? – Большой Маст глянул на Макинтоша, который знал все обо всех.

– Слава был честный вор, – отозвался тот. – Баранку крутил по призванию, а так он со Льдом в близких был лет пятнадцать, еще с Воркуты. Нет, с Вологодской пересылки. Так что не о чем тут базарить. Нужно назначить ответственного, кто и поведет разбор.

– Правильно Макинтош говорит, – угрюмо сказал Джебраил Гатагов, больше известный как Гавана. – Нечего скопом лезть.

– Вот ты и веди разбор, – сказал Мастодонт. – А мы поддержим.

– Я с Гаваной, – подал голос тощий сутулый Сулима, – все-таки Сережа мой брат был, хоть у нас отцы разные.

– Нет, не надо, – недоверчиво качнул головой Гавана, – горячки напорешь, мертвяков накидаешь, как пять лет назад. А разобрать нужно четко, без непоняток.

– Да. Решено, – сказал Мастодонт и тяжело, по-бычьи наклонив голову, обвел взглядом всех присутствующих. – Гавана ведет разбор. С него и спросим, если что.

– Не подведу, Маст, – негромко отозвался Гавана и, закончив аккуратно подрезать ножичком сигару, закурил, – найдем. Хотя есть у меня такое чувство, что концы не в Крыму надо искать и не сейчас.

– А что будем делать с телом Льда? – проговорил со своего места Грек. – Его похоронить надо.

Мастодонт качнул массивной головой и откликнулся:

– Обождем несколько дней. Вот у них Ленин сколько уже чалится в своей мертвецкой на Красной площади… Обождем.

Уточняющих вопросов не последовало.

Нельзя сказать, чтобы товарищ Лагин был особенно доволен выбором – очередным уже – своей дочери. В конце концов, она могла бы найти себе мужа и в Москве. Собственно, могло быть и хуже, когда три года назад она хотела уехать в Польшу с тем типом… товарищ Лагин не взялся бы теперь припомнить его фамилию, но она определенно навевала ассоциации с вонючим жуком, хрустнувшим под сапогом. Теперь вот этот крымский хам… Товарищ Лагин усмехнулся в усы: он считал себя остроумным человеком, и словосочетание «крымский хам», прикрепленное к персоне новоиспеченного зятя, ему определенно нравилось. Хотя тот не был ни хамом, ни крымским: Ростислав Розов, как и всякий сотрудник МГБ, не выбирал мест для несения службы, а принимал назначения как данность. Собственно, товарищ Розов не питал особых иллюзий: в Крым он был переведен через два месяца после того, как женился на Розалии Лагиной, дочери высокопоставленного чиновника Госконтроля СССР, – и едва ли считал это простым совпадением. Его супруга охотно поменяла фамилию. И в придачу к капризной физиономии и дородной фигуре, обеспеченной отличным питанием, получила еще и прихотливую двойную фамилию: Розова-Лагина. Роза Розова – это уж слишком!.. По крайней мере, так сначала решил товарищ Лагин, но даже он, железобетонный государственник, не сумел совладать со вздорным характером дочурки, которая прославилась тем, что довела до фактического самоубийства двух предыдущих своих мужей. Один, имея броню и место в руководстве важного оборонного завода, ушел в 1944 году на фронт, чтобы не вернуться, а второй даже не стал затруднять себя такими обременительными мелочами, как мобилизация, и пустил пулю себе в висок.