Евгений Сухов - Жиган по кличке Лед

Вот тут тишина стала поистине гробовой.

Медленно поднимался на ноги с помощью все тех же Сани Кедра и Гаваны Большой Маст, сопел, багровел, сжимал кулаки…

– Ты чего? – прохрипел он. – Ты чего, Лед, обурел, что ли? Попутал? За суку впрягся?

– Он не сука. О том, ссучился человек или нет, решает правилка, а не один вор. Ты все решил за всех, – ответил Лед. – Это не по закону.

– А ты про какой закон сейчас говоришь? Или, может, хочешь на его закон перейти? – Взбешенный Большой Маст мотнул тяжелой головой и тяжело, по-бычьи, глянул исподлобья. – А то ты у меня быстро поцелуешь железо и станешь сам… как он…

– Ты чего, окстись, Маст, Лед – правильный вор, чего ты на него буром-то прешь? – быстро шепнул ему Саня Кедр. Но тот уже сорвался, зарвался и не желал слушать совершенно:

– Ты что же это… из-за ссученного поднимаешь руку на своего?.. Не боишься зашквариться, Лед?

– Зашквариться можно на параше или с опущем бархатным, – быстро ответил Илья. – Надеюсь, ты не имеешь отношения ни к тому, ни к другому, уважаемый.

Вот это был откровенный вызов. Не все поняли, что же подвигло Льда сказать такие слова самому Мастодонту.

Большой Маст протянул руку ладонью вверх, и Саня Кедр вложил в нее ножи.

– Выходи, – кивнул Мастодонт бледному Каледину. – Сочтемся…

Когда мы были молодыми, яростными и порой носили другие имена… – холодно повторил Каледин.

– Ну отчего же, – вступил в разговор Борис Леонидович, – я сохранил свое имя в неизменности. И документ имеется. Вот, пожалуйста: Вишневецкий Борис Леонидович, русский, 1894 года рождения…

– Да уж, вы не меняетесь. Все тот же вечно молодой учитель истории. Нестареющая мумия нашей юности, – усмехнулся Каледин. – Хотя теперь речь не о юности. Правда, печально, что приходится все больше бороться с призраками родом как раз оттуда.

– Да ты сам призрак, Илья, – сказал Вишневецкий, – номинально ты мертв. Сгорел, застрелен, замучен. Да вот и твой убийца стоит, – кивнул он на Снежина, который, щуря и без того узкие глаза, рассматривал на свет бокал с вином. – Типичный такой убийца. А главное – настоящий.

– Конечно, настоящий, – сказал Снежин. – Иначе не вернулся бы с войны. Илья, – повернулся он ко Льду, – а теперь все-таки, наверно, объясни нам, что к чему. А то во всей этой истории фигурирует куда больше трупов, чем ясных мест.

– Ну, трупы… Без них – никак. В конце концов, большую часть накидали не мы. А те, что сгорели там, на серпантине, давно уже нарывались. Сережа-мордвин думал, что держит меня в руках: он увидел меня в Калуге вместе с майором Санаевым, а потом как-то узнал, что мы вместе воевали… что Санаев, тогда еще в звании капитана, получил в свое командование штрафную часть, где был я, где был покойный Саша Солодкин, где вот потом оказался Снежин. Сережа не стал сразу сливать меня воровскому правилу, тем более для того, чтобы обвинять вора в законе в том, что он сука, нужно иметь очень хорошие доказательства. Сережа посвятил в это Саву – того, толстого, о ком он говорил, будто тот отбивал любовниц у самого Василия Сталина. Насчет любовниц Сталина ничего не скажу, а вот почки он отбивал на самом деле знатно. Умел, знаете ли, народец пощупать… Эти блатари вообще нутром чуют в людях слабину.

– Ты говоришь о них так, как будто не имеешь к ним никого отношения, хотя, между прочим, коронован и номинально принадлежишь к элите этого мира, – заметил Борис Леонидович.

– Ну зачем же так длинно и нудно? – поморщился Лед. – Имею ли я к ним отношение? Сложно все это и отвратительно. Теперь – нет. Не имею. Вор в законе Лед погиб там, в горах, красиво сгорел в автомобиле. Умерщвлен, так сказать, врагами нетрудового народа, – с холодной иронией добавил он. – Но я не могу совсем исчезнуть, пока не сделано два дела. Главных. Основных. У меня остались враги, они могущественны и, по недоразумению, до сих пор живы.

– Да, Мастодонта не было среди подохших в той бойне на малине, я видел, – сказал Снежин. – Капитально они друг друга порезали, конечно. Или ты не о Большом Масте?

– Ну как же? О нем. – проговорил Каледин. – Вы, Борис Леонидович, помнится, только недавно узнали и очень удивились, что эта скотина Мастодонт – наш старый знакомый и ваш ученик, Юрка Рыжов, старина Пыж. Какая все-таки тварь выросла из туповатого, но все-таки не злого Пыжа, а? Откуда что взялось: и злоба, и хитрость, и ум, низкий, блатарский, но цепкий… А? Головокружительная у него, конечно, биография. Думается, на зоне многие удивились бы, узнав, что комсомолец и сотрудник ОГПУ 20-х годов Юра Рыжов и вор в законе 40-х Георгий Мастриди по прозвищу Большой Маст – одно и то же лицо, – усмехнулся Каледин. – И вот тогда он наверняка решил, что это я его слил, и точно не успокоился бы, пока не завалил меня. Думаю, у него и так были планы: Маст – тварь злопамятная, и ту драку на корабле в сорок шестом он мне не простил. Я, кажется, тогда пошатнул миф о его непобедимости в ножевом бою, хотя и сам пострадал. Да и подозрения у него возникли… Солодкин, конечно, не сказал, что я воевал, да и никогда не раскололся бы – только что-то очень уж быстро его зарезали там, на Колыме.