Евгений Сухов - Жиган по кличке Лед

Звук взрыва разом заглушил два голоса, зато потом – когда грохот затих, разом заговорили голоса двух или трех десятков людей. Илья снова уцепился за уцелевший ставень и, прокатившись на нем, влетел в затянутую дымом комнату. Дым уже вытягивало через окно; Илья успел различить возникшую в дверном проеме фигуру и дал очередь из «ППШ». Затем, оценив позицию, спрятался за массивным, резного дуба старинным буфетом, который выглядел так внушительно и мощно, что, казалось, выдержал бы прямое попадание мины. В комнате, заваленной осколками после разрыва гранаты, остались лежать трупы трех власовцев и развороченный пулемет. О последнем Илья пожалел…

Он успел взять у одного из убитых автомат немецкого образца, пополнив таким образом свой арсенал. В этот момент в комнату бросили гранату. Илья едва успел открыть рот, но уши все равно напрочь заложило. Однако он все-таки выметнулся из-за буфета, чтобы разрядить длинную, верную, потому как в упор, очередь в полезших в комнату людей в черных рубахах. Еще трое остались лежать…

Грохнуло где-то во дворе: это Солодкин, вне всякого сомнения, не терял времени. На то, чтобы взорвать весь дом, взрывчатки не было, и потому приходилось действовать точечно. Илья занял оборону. Однако чуть погодя он решил, что и враги думают примерно так же: дескать, советские солдаты, закрепившись в части дома, буду дожидаться подхода своих и удерживать так удачно завоеванную позицию.

– Врете, суки… – пробормотал Илья. – Сейчас дружно выясним, кто из нас заслуживает щей с грибами… Ща полное лукошко накидаю!

В этот момент в окно влез ефрейтор Солодкин. Этот был окровавлен, но по-прежнему весел.

– Подложил я им там камуфлет в левом крыле, – сообщил он, – эти чернорубашечники стали в окна сигать, а Ванька их аккуратненько на мушку и – чик! – отрабатывает. Пятерых уже посчитал, кажется. Хорошо рвануло! Меня вот немного зацепило.

– Продвинемся в глубь дома, – сказал Каледин. – У Снежина ракета; когда надо, подадим знак, чтобы пускал.

Он выглянул в коридор с анфиладой. Коридор был пуст. В доме осталась только одна пулеметная точка, два расчета были уничтожены. Теперь восточная сторона помещичьего особняка полностью вышла из-под контроля власовцев. Но Каледин не спешил подавать «маячок» Снежину, у которого была сигнальная ракета для общей атаки.

– Пошли, – сказал он Солодкину.

Они медленно двинулись вдоль стены по коридору. Некоторые двери были выломаны, открывая вид на сломанную, набросанную единой грудой мебель. Но в комнатах уже никого не было: совершенно очевидно было, что все власовцы, не желая дробить свои силы, засели в правом крыле дома.

Без единого выстрела Каледин и Солодкин дошли до огромного парадного зала, который в далекой жизни использовался, верно, для званых вечеров, для танцев, для постановок домашнего театра. Теперь в центре гулкого зального пространства дымился недавно затушенный костер, в воздухе стоял запах гари и свежего пороха, а на выкорчеванной из потолка огромной люстре, валяющейся на полу, какие-то аккуратисты развесили комплекты своей формы.

Да так за ней и не вернулись.

Каледин на пробу сунул в дверной проем зала свою каску. Сразу же грянуло два выстрела, и каска поскакала по полу.

– Эй, вы! – насмешливо крикнул Каледин. – Вылезайте, отстирали немцам подштанники, будет с вас! Пора бы и подыхать уже!

– Тебя, красная сволочь, не спросили! – тотчас же ответили ему. – Сиволапые гориллы! Сам живешь, как скот, и других хочешь заставить жить так же?

– О, да мы идейные? – поинтересовался Каледин и, выставив автомат, дал очередь наугад, вслепую.

Вклинился чей-то высокий баритон, в котором звучали сардонические нотки:

– В Совдепии разрешили говорить? Какой бодрый голосок у этого колхозника проклюнулся! Какие слова знаем: «идейные»… У батьки Сталина в родном селе, поди, только мычал. Так вот, животное! Мы – Русская освободительная армия и воюем против большевистского режима, понятно тебе, скотина? У всех нас был шанс. Мы им не воспользовались. Теперь опять будем гнить – каждый в своей канаве: мы – в расстрельной, вы – в гулаговской.

По едва различимым интонациям этого голоса Илья различил, что оратор напоследок хорошо выпил.

– Наверно, чтобы не страшно было умирать, отхлебнули прекрасного немецкого шнапсу, господин «освободитель»? – проговорил он на очень недурном немецком языке. – Я, наверное, вас разочаровал, что говорю еще на каком-то языке, кроме русского матерного? Думаю, немецкий вам как-то приятнее. А теперь – пора закругляться, – добавил Илья по-русски и бросился в зал. Хлестнули пули. Перекатившись через голову и преодолев в одну пробежку несколько метров до наваленных в кучу ломаных стульев, Каледин дал ответную очередь. Власовцы окопались за колоннами. Один из них, неосторожно выглянувший, получил пулю точно промеж глаз.