Сергей Соболев - Последний выстрел Странника

На полочке, расположенной так низко, что нужно пригибаться, чтобы что-то оттуда взять, лежат туалетные принадлежности. На другой полке, тоже низкой, в дальнем углу, видны сложенные стопкой книги, журналы и газеты.

Коротко стриженный мужчина, одетый в сине-зеленый спортивный костюм, тот единственный человек, которого содержат в условиях строжайшей секретности на этом объекте, в бункере, предназначавшемся, очевидно, первоначально для каких-то иных целей, в данную секунду сидит на полу в позе «лотоса» – спиной, затылком к камере.

– Медитирует, – негромко произнес Арцыбашев. Помолчав немного, он криво усмехнулся. – Придется, однако, прервать этот его сеанс общения с космосом.

Арцыбашев и приехавший из Москвы старший офицер проследовали в помещение, расположенное за пультом охраны. Оно, это помещение, имеет такие же размеры, как и камера, в которой содержат субъекта, чей статус – юридический, гражданско-правовой – в силу некоторых обстоятельств остается неопределенным. Стены, пол и потолок здесь тоже облицованы современным конструкционным материалом. У противоположной от входа стены стоит белое пластиковое кресло. Посреди помещения, на полу, поверх полиуретанового покрытия, белой краской нарисован круг диаметром около метра. Пунктирной линией, тоже нанесенной белой краской, прорисован еще один круг. Центр его совпадает с центром малого круга, но диаметр составляет не менее четырех метров.

Игнатьев предположил, что все эти меры предосторожности посвящены лишь одному: человек, которого содержат на этом тщательно охраняемом объекте, в бункере, первоначально построенном явно для каких-то иных целей, должен быть лишен всякой возможности покончить с собой, свести счеты с жизнью.

– Николай Федорович, когда будете беседовать с ним, за штриховую линию не переходите, – предупредил Арцыбашев. – А еще лучше, если вы будете общаться с ним, сидя в кресле.

– Хорошо, учту.

Игнатьев с интересом смотрел на человека, выследившего одного из самых опасных преступников, которого только знала современная российская история. И не только выследил, но и раскрутил, расколол, обеспечил саму возможность проведения многоходовой оперативной комбинации, о существовании и целях которой в их родном ведомстве знают лишь некоторые посвященные.

– Алексей Валентинович, вы с ним тесно общаетесь уже некоторое время. Подскажите, как вы к нему обращаетесь здесь, к этому… гм…

– Имени и фамилии у бывшего гражданина и бывшего человека в настоящее время нет, – жестко сказал Арцыбашев. – К нему обращаются либо обезличенно, либо говорят – «заключенный». – Помолчав несколько секунд, он добавил: – Ранее, в ходе первоначальных допросов, когда я устанавливал с ним отношения, когда выискивал подходы к нему, когда подбирал ключи, я позволил себе использовать прозвища – «Первый» или «Номер Один».

– Номер Один? – переспросил Игнатьев задумчиво. – Хм… Наверное, он таковым себя считал?

– Да. Но только до того дня, как попал в этот бункер, в камеру, приготовленную для него.

«А теперь вместо него ходит по улицам и занимается делами некто другой», – подумал Игнатьев, покачав головой в такт посетившей его мысли.

Под потолком щелкнул динамик.

– Ввести заключенного?

– Введите.

Игнатьев переместился в пластиковое кресло. Двое уже знакомых ему сотрудников, тот, что встречал их на входе, и покинувший свой пост оператор ввели в помещение коротко стриженного мужчину, одетого в спортивный костюм и тапочки на босу ногу. На шее у него тонкий кожаный ошейник, на руках и ногах браслеты. Его усадили на пол. Пока один из двух охранников держал, что называется, на коротком поводке это существо, второй, присев на корточки, закрепил в гнезда, имеющиеся в полу, сначала один ручной браслет, а затем и другой.

Действуя столь же сноровисто, он зафиксировал и ножные браслеты.

Заключенный, которому происходящее, очевидно, было не в диковинку, воспринимал все происходящее индифферентно, с неподдельным безразличием.

Сотрудник перепроверил крепления, после чего поднялся на ноги. Арцыбашев, убедившись, что все идет ладом, жестом отпустил обоих охранников.

– Можете начинать допрос, – сказал он приехавшему из Москвы старшему коллеге. – Я буду в помещении пульта, займу место оператора…

Игнатьев несколько секунд молча смотрел на человека, сидящего на полу всего в трех метрах от него. Тот тоже смотрел на него, на незнакомого ему человека. Или – сквозь него…