Сергей Соболев - Время «Ч»

– Думайте обо мне что хотите, – перейдя на официальный тон, сказала Измайлова, – а я буду выполнять то, что мне поручено!

– Ну и фиг с тобой! – пробормотал Мокрушин. – У тебя в адресе, Змеюкина, мы уже были. Поехали теперь наведаемся в мою холостяцкую обитель.

Из-за чертовых пробок на дорогу ушел едва ли не целый час. Рейндж по ходу попытался еще несколько раз дозвониться своему чечену, но тот по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Ему на сотовый еще раз позвонил капитан милиции Тищенко, сказал, что опять звонили из «адреса», интересуются, когда наконец подъедет хозяин аварийной квартиры («Я уже в пути», – обнадежил его Рейндж). Потом Мокрушин, воспользовавшись другой, служебной мобилой, позвонил в свою контору. Новостей для него пока не было. Дежурный сказал, что Третьего – по списку руководства это позывной Шувалова – в совбезовском здании нет, уехал к «смежникам» на Лубянку и должен вернуться оттуда не ранее четырех пополудни…

«Икс» и идущий за ним в корме массивный «Гелентваген» миновали метро «Братиславская», обогнули площадь, на которой разбит небольшой сквер в память о безвременно ушедшем из жизни журналисте Артеме Боровике, после чего свернули на улицу, пересекающую один из недавно возведенных здесь жилых микрорайонов…

«У тебя в запасе сорок восемь часов, а может, и меньше, – подумалось вдруг ему. – Хрен с ним, с персональным делом, не впервой, да и есть кому заступиться, замолвить словечко… Паршиво, что нет пока никакой ясности с судьбой курчалоевского амира. Через двое суток главкому на заседании Совбеза будет доложено – кем именно из «силовиков»? – о разгроме банды курчалоевского джамаата. И о ликвидации ее главаря Ахмеда Исмаилова, который, наряду с Басаевым и некими «теневыми заказчиками», является главным виновником трагедии в Беслане, не говоря уже о других дерзких акциях, которые числятся за ним… У тебя, Рейндж, даже не спросят, что лично ты думаешь по этому поводу. Доложат, и все! Потом, если все сойдется в пучок и паззлы все состыкуются, то тебе дадут очередной орден, премию в конверте и присвоят – наконец-то – полковничий чин. А если нет… то на твоей и без того не самой безупречной репутации останется такое большущее и грязное пятно, которое ты потом не соскребешь за всю оставшуюся жизнь…»

Мокрушин въехал во двор своего дома: два здания, двенадцатиэтажка, где он, собственно, и имеет собственность в виде двухкомнатной квартиры, и прилипший к нему под прямым углом десятиэтажный дом; позади, в тылу, через двор с детской площадкой, торчит, загораживая белый свет, «монолит» этажей эдак за двадцать…

Мокрушин припарковал «икс» на свободном пятачке, чуть наискосок от своего подъезда. Вышел из машины, щелкнув брелком, поставил джип на сигнализацию. Массивный «Гелентваген» с трудом втиснулся в прогал между выстроенными в ряд легковушками местных жильцов. Рейндж решил не дожидаться агентессу – он все еще был сердит на нее – и сразу двинул к своему подъезду.

Но тут его ожидал небольшой сюрприз. Нет, не аварийная машина с ремонтниками, как следовало бы ожидать. И не толпа рассерженных жильцов, поджидающих владельца аварийной квартиры, чтобы сразу предъявить тому счет за понесенные убытки. И даже не сантехник из местного ДЭЗа или ЖЭУ… Нет. Все мимо. Потому что со скамейки у подъезда навстречу Мокрушину тяжело, опираясь на костыли, поднялся какой-то совершенно незнакомый ему с виду парень лет двадцати пяти: лицо бледное, одутловатое, щетина на щеках, одет в выношенный армейский бушлат со споротыми знаками отличия, правая нога у него обрезана по самое некуда, на груди болтается медаль, кажется, «За отвагу».

– Мокрушин?! – с какой-то почти неестественной радостью в голосе выкрикнул инвалид. – Ты ли это… Алексеич?! Ну?! Ты чё? Не узнал, командир? Мы ж с тобой пересекались года три назад! Гусев моя фамилия, прапорщик, я ж тоже из гэрэушного спецназа! В двадцать втором спецотряде служил… у майора Климова!.. Водку вместе пьянствовали в Ханкале, ну чё, вспомнил?!

Инвалид заозирался, словно искал, кого бы призвать в свидетели. Ну а Мокрушину и вовсе не было нужды крутить по сторонам головой: подобно классному летчику-истребителю, он научен разом контролировать всю сферу, все триста шестьдесят градусов окружающего пространства… Только успевай щелкать затвором – в воображении, конечно, – своего «Кодака» и складывать моментальные снимки в личную папку с оперативными данными, требующими мгновенной оценки и молниеносных – но в то же время безошибочных – решений… Щелк затвором: в кадре невесть откуда взявшийся во дворе милицейский «уазик», пресловутая «канарейка»… Еще один щелчок: серая «десятка», всего шагах в десяти или двенадцати, через три машины от его «икса», за которым – через две тачки – втиснулся «Гелентваген»… как-то неаккуратно припаркована эта «десятка», неэкономно… вдоль, а не поперек, как остальные машины, и стекло со стороны водителя медленно заскользило вниз, открывая проем… Еще один «моментальный снимок»: темно-синяя «Ауди», припаркованная не в общем ряду, а на пешеходной дорожке, проложенной наискосок через двор, метров двадцать расстояния, над крышей легковушки, с обратной от нее стороны, маячит чья-то голова… Ну а чем занимается боевая подруга? Вот чем: завозилась у своего джипа, стоит спиной к нему – и к приближающемуся канареечного окраса «уазику», – вот какого хрена, спрашивается, она там заклякла, неужели ни черта не видит, не слышит и не соображает?!