Анатолий Гончар - Заложник должен молчать

– Место запомнил? – Ротный решил, что пора заканчивать «лирическое отступление».

– Само собой, и координаты снял. К самой базе выходить не стал.

– Правильно сделал. – Я покосился на лежавший под деревом рюкзак – пора было топать дальше. Хотя прежде стоило взглянуть на карту местности.

– Координаты давай. – Увидев, что я потянулся к карте, Гордеев моментально понял мои намерения. Виталик вздохнул, перестал жевать, сосредоточился и уверенно выдал: Х… У…

Я пробежал глазами по пересечениям прямых линий. Опсь, а вот и искомая точка. В принципе, место как место, таких в чеченских лесах десятки – два сходящихся меж собой хребта, точнее, один, раздваивающийся к югу и своей формой напоминающий детскую рогатку, тут же и ручей, обрывающийся в полутора квадратах от «чеховского» лагеря, вот, собственно, и все приметы. Относительно ручья – теперь, зная местонахождение базы, можно было с уверенностью предположить, что в его отношении карта ошибается и исток находится гораздо выше обозначенного на карте места. Как, впрочем, и большинство истоков нарисованных на карте ручьев и речушек. Но самый прикол состоял в том, что я за свою бытность в Чечне уже не единожды проходил рядом. Или я ошибаюсь? Нет, все правильно, вот рукоятка рогатки сходится с соседним хребтом, на котором расположена огромная, по своим меркам старая, давно заброшенная база, тянущаяся по хребту метров на триста, если не больше. Проходить-то проходил, но в том-то и дело, что рядом… Из глубины мыслей меня вывел голос ротного:

– Веди, Сусанин! – Вадим поднялся на ноги, но это пока был еще не приказ, а лишь намек на то, что с приемом пищи старшему сержанту следует поторопиться.

Виталик кивнул, обиженно хмыкнул, но торопиться все же не стал. Спокойно доел тушенку, попил с гуманитарными печенюшками минералочки, потянулся, откинувшись на спину, полежал пару минут (все это время ротный хранил терпеливое молчание) и только потом соизволил, вновь скорчив недовольную гримасу, подняться на ноги.

– Значит, ты по-прежнему решил играть в молчанку? Или мое предложение будет все же принято?

Швырнув под нос пленника несколько фотографий, Заурбек злобно ощерился. Одна из фотографий, запечатлевшая спящую девочку, упала прямо перед глазами скорчившегося в углу Егора. Ему хотелось плакать, хотелось согласиться на все, но, сцепив зубы, чтобы, не дай бог, не показать бившую тело дрожь, отрицательно качнул головой.

– Отлично, – с мстительным выражением лица произнес Заурбек, – ты заставляешь меня идти на крайние меры. Думаю, что одного пальца твоей младшенькой на первый раз будет вполне достаточно.

– Вы не посмеете! – дернулся Егор.

– Ты так считаешь? – На этот раз голос Заурбека звучал вкрадчиво. Он наклонился, подавшись вперед к лицу замершего в неподвижности пленника. Егор поднял взгляд – веки главаря банды сузились до узких щелок, сквозь которые просвечивалось явное презрение и неприкрытая усмешка. – Значит, ты будешь хранить молчание и верность долгу?

– Да, – коротко кивнул пленник.

– Отлично! – повторил Умаров и, хмыкнув, резко выпрямился. – Что ж, – голос главаря обрел прежнюю силу, – коль ты считаешь меня мягкотелым пацифистом, придется тебе продемонстрировать свою решимость к действию. Итак, спрашиваю в последний раз, ты точно решил ничего не говорить?

Снова кивок. Кадык Красильникова дернулся, не в силах проглотить вставший в горле комок.

– Что ж, значит, сегодня кто-то умрет. – После этих слов Егор невольно поджался, а Заурбек внезапно добавил в голос патоки: – Как ты думаешь, кто это будет? – После чего развернулся и, не дожидаясь ответа, зашагал к двери. – Запереть и глаз не спускать! – рявкнул он на замершего за деревьями охранника и поспешил к своему подземному убежищу.

Оставшийся в одиночестве Красильников сжал зубы, чтобы не закричать уходящему вслед мольбу о пощаде, а затем, когда дверь захлопнулась, напряг руки, в попытке хоть чуть-чуть ослабить путы. Бесполезно.

«Неужели они захватили их? Неужели сумели привезти сюда? – Сердце снова отозвалось болью. – А может, последняя фраза о смерти адресована мне? – Он зацепился за эту мысль, как за последнюю надежду. Уцепился, притянул к самому сердцу, приковал цепями, чтобы вдруг не улетела, и приготовился к скорой смерти. – Скоро не станет ничего, ничего, совсем ничего, что окружает сейчас. Скоро не будет страшна боль, скоро я увижусь со своим горячо любимым папой. Совсем скоро!» – мелькнула в голове мысль. Егор вспомнил своего недавно ушедшего отца, и на душе стало почти легко.