Сергей Донской: Фатальный ход

– Дайте больному пить, – распорядился врач, прежде чем исчезнуть из поля зрения. Остался потолок. Белый. Белый, как снег, но без крови на нем.

Сцепив зубы, Бондарь сел, уставившись на медсестру, спешащую к нему со стаканом воды.

– Вам нельзя вставать, – сказала она.

– Что с Ириной? – спросил Бондарь, отводя стакан.

– Какая именно Ирина? – спросила медсестра не без кокетства, которое в данном случае выглядело совершенно неуместно. – Между прочим, меня тоже зовут Ириной, и я…

– Ирина Потапова, – перебил Бондарь. – Если вы не знаете, пусть ответит начальство. Если и оно не в курсе, то вызовите кого-нибудь из управления…

– Тс-с, – пророкотал низкий голос, и в одноместной палате потемнело одновременно с появлением массивной, квадратной фигуры в синем костюме.

– Товарищ пол…

– Тс-с, – повторил Роднин, забирая у медсестры стакан и мягко выдавливая ее в коридор. – В миру я Василий Степанович, если ты еще не забыл, капитан.

– В миру я Евгений Николаевич, – не удержался от сарказма Бондарь, выпрямляясь во весь рост.

– Сядь, Женя. В ногах правды нет.

– А где она есть?

– Сядь, – снова попросил Роднин.

Бондарь упрямо покачал головой. Он уже все понял и приготовился к худшему. Ирина мертва. Полковник опасается, что капитан ФСБ грохнется в обморок, услышав окончательный приговор, но этому не бывать!

– Я постою, – произнес Бондарь.

Это прозвучало, как если бы он сказал: я выстою .

– Не упадешь? – прищурился Роднин.

– А с чего бы это я должен падать, Василий Степанович?

– Ну-ну. Ирину Потапову, значит, жаждешь лицезреть?

– Да… – Бондарь обмер. – Что? Она… она…

– Жива, – усмехнулся Роднин. – Чувствует себя не то чтобы очень хорошо, но сносно. О тебе вспоминает.

– Но я ее видел собственными глазами! Замерзшую на морозе! Неужели… Неужели все-таки чудо? Неужели Бог есть?

– Полагаю, есть, Женя. Хотя в данном случае обошлось и без его вмешательства. Крионика.

– Что? – переспросил совершенно обалдевший Бондарь.

– Крионика, – с удовольствием произнес Роднин. – От греческого слова «криос», что означает «холод», «мороз». Это довольно распространенная практика, применяемая для замораживания умерших, которых впоследствии реанимируют.

– Воскрешают? – не поверил своим ушам Бондарь.

– Можно и так выразиться. Дело в том, что при замораживании кровь не сворачивается, а клетки головного мозга не отмирают. Медицине известны тысячи случаев оживления людей, которые умерли в результате глубокого охлаждения, причем у них отсутствовали малейшие признаки жизни. Однако они оживали! – Роднин был рад возможности блеснуть эрудицией. – Самый поразительный случай произошел недавно в Монголии. Там мальчик, замерзший в степи, пролежал двенадцать часов на снегу при тридцатиградусном морозе. Когда бедолагу нашли, у него не было ни дыхания, ни пульса. Однако за дело взялись реаниматоры. Через несколько дней монгольского пацана выписали из больницы с лаконичным заключением: «Патологических изменений нет». – Роднин расцвел в широчайшей улыбке. – По мнению ученых, быстрое охлаждение при смерти лишь способствует оживлению.

– Значит, – медленно проговорил Бондарь, – Ирина?..

– Жива, жива твоя красавица. И даже почти невредима.

– Красавица, да… Кажется, сказка такая была… Не помню названия…

– Спящая, – подсказал улыбающийся Роднин. – Там еще принц был.

– Принц?

– Ага. Принц, рвавшийся поцеловать свою спящую красавицу. Ты, случаем, не королевских кровей, Женя?

Это были последние слова, долетевшие до слуха Бондаря. Потому что он все-таки грохнулся на пол, не устояв на подкосившихся ногах. Общее ослабление организма, как будет записано в его медицинской карте. Подходящая формулировка. Боевой офицер не имеет права падать в обморок от переизбытка чувств, словно какая-то кисейная барышня.

Или все-таки имеет? Иногда, без лишних свидетелей, когда от счастья кружится голова и перехватывает дыхание…

Бондаря об этом лучше не спрашивать. Он пошлет вас с такими вопросами куда подальше. Сказано же – общее ослабление организма в результате многочисленных травм и ранений.

Вот так-то.