Юлия Латынина - Бандит

По вашим расчетам, они должны за меня приняться всерьез — как же, такой урон авторитету! Однако меня оставляют в покое. Черт его знает, что у них там случилось. Я так думаю, что скорее всего Рыжий и Шерхан уже совсем к тому времени разругались. Шерхану понравилось, что я Рыжего уделал, мстить за Рыжего — значило поднимать его авторитет. Однако замнем для ясности.

Итак, вместо того чтобы выйти на тропу войны против любителя размахивать кулаками, банда лежит и не чешется. Вы в панике.

Вдруг Шерхан звонит вам и требует привести Нестеренко в «Соловей». Вы видите бутылку антифриза и надеетесь, что вот сейчас я всажу ее Шерхану в глотку. И опять осечка! Мы расходимся, соблюдая вооруженный нейтралитет. Никто не лезет в бутылку, даже если это бутылка антифриза.

Тогда вы даете приказание, и ночью, после встречи в ресторане, ваш водитель или охранник разбивает мою машину. Я сатанею и отправляюсь разбираться с Шерханом. Так?

Юрий Сергеевич молчал.

— Так или не так? — рявкнул Нестеренко.

— Отвечай, а то щас рожу разрыхлю!

— Так, — выдавил из себя Юрий.

Валерий кивнул.

— Где документы о ссуде, которую мне выдали?

— В фирме, вы же знаете, Валерий!

— В фирме… Ну ладно…

Валерий приподнялся и, зацапав с бюро чистый лист финской бумаги, положил его перед Иванцовым.

— Пиши — погашено. Принято, мол, от Валерия Игоревича Нестеренко шестьдесят тысяч долларов в счет досрочного погашения выданного кредита и причитающихся по договору процентов.

Юрий Сергеевич слабо пискнул: — Так откуда же — погашено? Где я деньги возьму?

— У себя из задницы вынешь. Ну!

— Пишите, Юрий Сергеевич, — подал голос Шакуров, — а то и вправду нехорошо.

Иванцов молча черкнул чего-то на листке и размашисто расписался.

— Посмотри, Саша, там все правильно? — спросил Валерий.

— Да.

— Ну теперь все? — спросил директор «Авроры».

— Нет, не все.

Валерий помахал «глоком».

— Это, — сказал Валерий, — очень дорогой пистолет. Заграничный. Австрийский. И платил я за него из своего кармана. Прошу возместить расходы в размере трех тысяч баксов, для ровного счета.

— Да ты что, Валера! Он столько не стоит! Это ж не ракетная установка!

— Как нас учат классики марксизма-ленинизма, — сладким голосом сказал Нестеренко, — стоимость конечного продукта за висит от количества вложенного в него труда. Этот пистолет, конечно, столько не стоит, но, принимая во внимание количество труда, затраченного мною при его использовании, и количество различных мест человеческого тела, в которые попали пули, он того стоит.

— Валерий! Ты же получил от меня тридцать тысяч!

Эти деньги я отдал, — сказал Валерии.

— Кому?

— Меньше будете знать, Юрий Сергеевич, дольше будете жить.

Иванцов побледнел.

— Я жду, Юрий Сергеевич, — спокойно сказал Нестеренко.

— У меня нет сейчас таких денег. Возьми компьютер на складе.

— Ладно, возьму компьютер, — согласился Валерий, — давно мечтал завести эту штуку. Сашка, ты мне поможешь выбрать компьютер? А то я в них ни уха ни рыла…

Иванцов сидел, уронив голову на руки.

— Надеюсь, это все, Валерий Игоревич?

— Нет. Вы будете выплачивать три тысячи долларов ежемесячно.

— Что? Да старой «крыше» платил…

— У вас новая «крыша», — сказал Сазан.

Война Шутника и Шерхана кончилась не в тот час и не сразу. Группировку, как раненую акулу, добивали долго и упорно. Разгромили, для острастки, автосервисную станцию, целиком принадлежавшую Шерхану, а теперь уже его преемнику, Мишке Клену; в отместку пострадал магазин Шутника. Совершенно постороннему человеку, виноватому только в том, что он представлял Клена на переговорах с итальянской обувной фирмой, попало гранатометом в окна квартиры. Были и попытки примирения; последняя из них завершалась разборкой на окраине Москвы, во время которой семьдесят боевиков перекрыли движение.

Мишка Клен был убит шестерыми людьми в масках, заставшими его за обедом в ресторане «Ладушки», — оцепеневшая прислуга приняла было парней за омоновцев. Упорно поговаривали, что одним из налетчиков был сам Сазан. Такой уж был у него почерк — лично участвовать не только в перестрелках, но и в мероприятиях заведомо «мокрых».

Шутник тогда взялся всерьез за создание своей империи, сотканной, подобно империи Карла Великого, из воли сотен маркграфов и герцогов, объединенных не государственными законами, а личной преданностью сюзерену. Эти люди смотрели на жизнь, как на поединок, на грабеж — как на главное средство экономического обмена и видели в своей отчаянной храбрости главное средство сохранить бабки и единственный способ их преумножить.