А. Логачев - Колумбийская балалайка

— Но не настолько странная, Мигель, чтобы морить себя из-за них голодом. Пойду скажу Нуньесу, чтобы принес что-нибудь. Не возражаешь?

Он не вглядывался с орлиным усердием, стараясь разобрать, чем именно развлекают себя эти русские в лодке. Зачем ему? Бросил взгляд — на месте? на месте! стоят? стоят! — ну и достаточно, пора на новый круг. Левый поворот сегодня, чувствуется, он отшлифует до идеала, до стойкой ненависти к левым поворотам, до ночных кошмаров с участием левых поворотов. Ну, Маэстро, спасибо, подбросил работенку.

Пилот уже отвел взгляд, уже смотрел на медлительную стрелку, показывающую расход горючего, когда сообразил, что внизу, рядом с треклятой лодкой, промелькнул посторонний предмет, которого там раньше не было.

Вроде бы русские его даже вылавливали? Или показалось? Могло, конечно, и померещиться от скуки и однообразия.

Что ж, раз так, придется вглядеться внимательнее. В следующий заход. Можно даже будет один раз взять пониже и поближе.

Там, где выступал из воды острый плавник, сквозь прозрачную зелень воды стали проступать размытые очертания чего-то темного, большого, движущегося. И каждый ощутил в этот момент, насколько ненадежна их лодчонка. Небольшой кусок заполненной воздухом резины в океане, неустойчивый и уязвимый. Они смотрели, не моргая, тела словно сковал паралич. У всех. Прочие страхи и иные проблемы сейчас отшвырнуло на задворки. Взгляды проецировали заклинания — мимо, отверни, не будь акулой…

Очертания под водой приобретали четкость, словно кто-то медленно подкручивал рукоять настройки. Вытянутое, сужающееся к хвостовой оконечности туловище рыбы, вертикальный хвостовой плавник, плавно отклоняющийся влево-вправо… Стали различимы крылышки боковых плавников…

То, что надвигалось, становилось все больше с каждым метром и мгновением…

— Держитесь, хватайтесь крепче за что угодно, — прошептал Алексей, испугавшись говорить громко. Подавая пример, осел, почти лег на днище, вдавился в него. Остальные не двинулись, боясь пошевелиться и тем самым спровоцировать эту огромную подводную мразь на нападение.

Рыба подходила к лодке под углом. Плавник оставлял за собой вспененный след. Увеличенное толщей воды (хотя кто вспомнил сейчас об этой физике!) туловище рыбы протягивалось к корме. Оно казалось людям огромным.

Уже у самой лодки, словно решив снять последние вопросы, рыба вильнула, меняя направление. Поворачиваясь, показала себя до белого брюха. Глаза людей зафиксировали: жабры, как разрезы, дуговой изгиб приоткрытой пасти — жуткая плотоядная улыбка, широко расставленные выпученные глаза.

— Акула, — выговорил кто-то.

Акула заходила под нос лодки. Плавник приблизился к вздернутому надувному баллону. Раздалось мерзкое шуршание. Нос приподнялся.

— Ой, мама! — вскрикнула Татьяна, поднимаясь вместе с лодкой. Вместе с лодкой она и опустилась. Остро — угольный плавник парусом выплыл из-под резины с другой стороны.

Рыба отплыла на десяток метров, развернулась и вновь принялась описывать круг — с лодкой в центре. Михаил, взглядом и стволом проводив акулу, так и не нажал на спуск. Стрелять маленькими пульками в такую тушу ему показалось бессмысленным. А Борисыч свой автомат даже не поднял с колен.

Откуда-то издали долетал самолетный гул.

— Может, швырнуть ей сотку баксов — отвяжется? — из-под полотенца слабым голосом предложил Вова.

— Идиот, — с шумом выдохнув воздух, сказал Михаил.

И вздрогнул.

Вздрогнул еще раз — могло показаться, кашлянул.

А потом затрясся, не в силах сдержаться. Его переломило пополам от приступа смеха, переросшего в гогот.

Он повалился трясущейся головой на баллон, прижав автомат к животу.

Татьяна тоже фыркнула, прыснула, закрыла лицо ладонями и, не выдержав, зашлась. Она заливалась, хлопая себя по коленкам, всхлипывала: «Ой, мама! Ой, дурак-то!» — и утирала слезы.

Пароксизм смеха с быстротой саранчи перекинулся на остальных. Ржали в полный голос Любка и Алексей. Борисыч тряс головой, что-то бормотал, плечи его подрагивали от сухих, похожих на карканье смешков.

Сам Вова съехал с кормовой скамьи на днище, и из-под полотенца, полностью закрывшего лицо, разносился булькающий, с присвистами хохот.

Паника, истерика, нервное напряжение выходили смехом.

…Под давлением воздуха волокна лопались в том месте, где по ним прошлась и надорвала их жесткая, как наждак, кожа.

— Плывем, плывем, ребята! — Алексей успокоился первым. У него еще покалывало в груди от смеховой трясучки. — Поглядываем и плывем. Приблизится — ну и чего, остановимся, пережд…