А. Логачев - Колумбийская балалайка

Владимир повернулся. В общем, Алексей это и ожидал увидеть: побледневшее лицо, посиневшие губы, мутные глаза. Один из гребцов был на грани обморока.

— Тряпку ему на голову! Быстро! Любка, где твое полотенце? Да намочи его! Хреново, а молчит!

— Мне весь день хреново, — раздалось из-под полотенца.

— Ползи на корму, — распорядился Алексей. — Миха, давай на его место!

Вову придерживали все, мимо кого он пробирался.

— Чего это он? — спросил Миша у Борисыча, уступая свое место.

— Тепловой удар, я думаю. Кстати, я бы всем посоветовал что-нибудь на голову накинуть.

— Ну, у меня череп привычный. Такие удары выде…

Миша замолк на полуслове и застыл в полупозиции, упершись взглядом во что-то на море.

— Да садись ты! — не выдержал Леха.

— Акула, братан! Глядите! Вона! — И бывший рулевой вытянул вперед палец.

Метрах в тридцати от резиновой лодки резал волну треугольный плавник. То опускаясь под воду, то поднимаясь над поверхностью, он продвигался в их сторону. Продвигался плавно, не торопясь, зигзагообразно, но — расстояние сокращалось. Они завороженно следили за перемещениями плавника. Знакомый исключительно по книгам и кинокартинкам, этот темный треугольник, знак кровавых трагедий, ворвался в реальность, и требовалось время, чтобы это понять. Его бесшумное, затаенно-страшное присутствие вблизи гипнотизировало. И пока длились секунды созерцания, плавник приблизился к их «резинке» еще метров на пять. Первым опомнился Михаил. Он схватил автомат, сел на борт. Сдвинул предохранитель и прицелился. Послышались женский взвизг и мужская приглушенная ругань.

— Не стреляй! — предостерегающе поднял руку Алексей.

— А чего ждать? — не отрываясь от прицела, огрызнулся Михаил. В это время Борисыч дотянулся до своего автомата и положил его на колени.

— А чего пулять зазря? Патронов и так с гулькин хрен. Может, это и не акула. А если акула, то, может, мимо пройдет…

Рассудительный тон Алексея подействовал. Михаил, пробормотав что-то неразборчивое, тем не менее автомат опустил, поместив его, по примеру Борисыча, на колени. Повлияло и то, что плавник повернулся к ним боком и теперь удалялся от недвижно покачивающейся на воде лодки. Его обладатель не торопился устраивать кровавое пиршество. Или не голоден, или вовсе не питается человечиной, брезгует ею.

— Гребем, гребем! — призвал Алексей. — Бросьте автоматы, положите рядом! Борисыч! Да очнись хоть ты! Танька, хватит скулить!

Моряк тормошил экипаж — до берега им оставалось метров четыреста, при скорости, какую они показывали греблей на досках, плыть еще и плыть. А что, откуда и когда могло появиться так же, как давеча самолет из-за леса, — пес его знает. Жди сюрпризов. Тем более что их местоположение известно. Без мотора они великолепный объект для захвата, лучше не придумаешь. Не уплыть, не убежать. Худо дело, короче. Только на берегу у них еще имелись шансы. Поэтому надо было торопиться.

Наконец четверка гребцов снова взялась за «весла». Вова в наброшенном на голову полотенце, из-под которого он угрюмо следил за перемещениями плавника, походил на измученного несчастиями бедуина, жертву пустыни. Плавник обогнал лодку, пересек ее курс метрах в двадцати пяти и исчез под водой.

Несмотря на то что Татьяна продолжала задавать ритм, механическим голосом произнося «и-раз, и-два», слаженность в действиях гребцов пропала. А когда темный треугольник ушел под воду, они бросили грести. Алексей и Борисыч, продолжая работать досками, убеждали Любу и Михаила не останавливаться… Но и им передалась общая тревога. Все пересели с бортов на днище и оттуда, приподнявшись, насколько позволяла неустойчивая «почва» их суденышка, напряженно озирались. В руках Михаила вновь появился автомат. Борисыч ограничился тем, что придвинул оружие поближе и положил ладонь на приклад.

— Хоть бы не нырял, сучара, — процедил Алексей.

На самолет, продолжавший эскортировать их с воздуха, по-прежнему выдерживая безопасное расстояние, никто уже не обращал внимания.

— Нет, сеньор, не добрались. Они вроде бросили грести. Вроде стоят на месте. Сейчас уже плохо видно. На новом заходе постараюсь разглядеть точнее.

Пилот развернул машину, чтобы снова пронестись над зеленой точкой в океане, которая при приближении оборачивалась лодкой с людьми, и в течение нескольких секунд можно было даже углядеть, чем те занимаются. А потом — опять на новый круг. Пилоту изрядно надоела эта карусель, эти лодки и эти русские. Утешиться можно было тем, что топливные баки не бездонны, а дозаправлять его в воздухе никто не будет (не операция «Буря в заливе» у них, а у него не «Фантом»). И еще тем, что переработку ему оплатят. Правда, никто ничего не обещал (Маэстро сказал: «Лети», — он и полетел, без капризов и торговли), но дон Мигель слыл человеком порядочным в оплате труда тех, кто на него работал. И не первый раз он, в конце концов, имеет дело с Маэстро, чтобы сомневаться в получении сверхурочных.