А. Логачев - Колумбийская балалайка

Теперь, уже неторопливо потягивая по второй банке, они осмотрелись. Магазин относился, по-нашему говоря, к хозяйственным — стройматериалы, пленки-клеенки, инструменты, утварь, бытовая химия. Не супермаркет, нет: небольшой прилавок, зал размером со среднестатистическую комнату, одно окно. К этому окну Леха приставил стул, чтобы вести наблюдение за улицей сквозь щели опущенных алюминиевых жалюзи. Выглянул и доложил, сминая в кулаке опорожненную банку:

— С двух сторон к дому примыкают какие-то лавки. Сзади — глухая стена, ну, мы видели, а за ней сарай. Так что подойти смогут лишь с улицы. Или, как мы, с крыши.

— Будем надеяться, на несколько часов они нас потеряли. А через два часа я пойду в церковь. — Майор Любовь Варыгина устроилась за прилавком возле кассы, на месте хозяина здешней торговой точки. — Раньше подмога все равно не поспеет. У одинокой женщины, к тому же говорящей по-местному, есть все шансы проскочить. Если здесь не отыщется платья по колумбийской моде, переоденусь в тряпки Летисии. Засекай время, Миша.

Шумно высосав из цинковой тары остатки пива и довольно крякнув, бизнесмен Сукнов взглянул на часы, снятые с запястья Лопеса и вместе с сержантом военно-бандитским формированиям не возвращенные.

— Засек.

— Не дури, Любка, — отвлекся от разглядывания улицы моряк. — Будем держаться вместе, вместе и уходить.

— Как? — усмехнулась Люба, вертя в руке дырокол. — Нет, у нас теперь одна надежда — на моих… коллег. Только они способны вытащить нас всех из этой… Колумбии.

Вовик лениво бродил между стеллажей, время от времени отхлебывая пиво, брал какие-то банки-склянки, разглядывал этикетки, ставил на место. Губы его беззвучно шевелились, а флегматичное выражение на лице медленно сменялось искренней заинтересованностью.

Вытирая мокрый торс майкой с настрадавшимся плейбоевским кроликом, Миша подошел к Борисычу, который притулился на стуле с автоматом на коленях, наклонился, заглянул старику в глаза.

— Ну, теперь колись, старый мухомор. Чего у тебя за запутки с лесной братвой? Чего не поделили? Выкладывай все до самого упора. Валяй. И никакие отмазки уже не покатят.

— Да, пора рассказать, — поддержала бизнесмена агент «Неваляшка». — Пусть это еще не государственное, но уже и не твое личное дело. Очень бы хотелось наконец узнать, во что из-за тебя мы вляпались и что из этого следует.

— Момент истины… — грустно улыбнулся Борисыч. Видимо, и сам понял, что запираться дальше уже просто глупо. — Хорошо. Я расскажу.

Я обманул вас, ребята, уж простите. Нет, я действительно русский, действительно эмигрант, действительно жил в Канаде… Но не было никакой назначенной встречи с боевой подругой-француженкой — был боевой друг-кубинец… был. Мы не виделись тридцать шесть лет. Не виделись ни с кем из тех, кто пережил ту бойню в ущелье Эль-Торо… Не знаю, как Мартинес сумел отыскать меня в Торонто спустя столько времени, но несколько дней назад я получил через DHL от него письмо. На русском. Начиналось оно примерно так: «Гринго-бой, нас осталось только двое, я и ты. И только один человек знает, где бумаги Р. Этот человек — я. Не хочу уносить тайну в могилу и не хочу, чтобы они успели взять бумаги раньше. Торопись». И обратный адрес: мотель «Сьете Калинос», улица Хуэрта, двадцать восемь, Ла-Пальма, Панама… Дело в том, что Гринго-боем меня называл только один человек — Рамон. Вот я и сорвался. Вылетел в Ла-Пальма немедленно, в тот же день. Но, как видите, не успел.

— Бли-ин, да что еще за Мартинес такой на наши головы? Что за Рамон?! — простонал Алексей, заерзав на стуле, но Татьяна пихнула его локтем в бок.

Старик словно и не слышал его вопроса:

— Я не успел. Опоздал совсем немного. Когда я прилетел в Ла-Пальма, Мартинес… Мартинес был уже мертв. Его пытали. Они пытали старого больного человека. И пытали профессионально — никто из немногочисленных постояльцев мотеля не слышал ни звука. Кстати, меня в аэропорту тоже пасли профессионально, уцепились за хвост, едва я сошел с трапа, но и я кое-что помнил из того, чему меня учили в… ну, неважно.

— СМЕРШ, да? — удивленно подняла брови Люба. — Коллега? Старая школа?

— Увы, — грустно улыбнулся Борисыч. — Я не разведчик. Я был военным советником при нем, при Рамоне, — все последние полтора года, до самого конца. В общем, я ушел от слежки, добрался до мотеля «Сьете Калинос» и… и обнаружил тело Мартинеса. Точнее, то, что от тела осталось. Он был мертв уже трое суток, эти подонки даже не озаботились вывезти труп, бросили в номере, как использованный гандон. — Борисыч перевел дух и потер левую сторону груди. — В общем, только кретин не связал бы смерть Мартинеса со слежкой в аэропорту: явно это были одни и те же люди. Которые прознали о бумагах Рамона. Надо было срочно уносить из мотеля ноги — если от хвоста я ушел один раз, это не значит, что повезет и второй. Я на причал — тут как раз и подвернулся Миша со своим катером…