Владимир Макарычев - Автономный дрейф

Тем временем из-за двери доносился голос Матвея, похожий на визг раненого секача.

— Разорили. Обанкротили. Своровали. Спасите. Помогите.

Затем крик неожиданно перешел в стон.

— Доктор, что со мною? Где я? Отпустите меня домой. Я детдомовский. Беспризорник. У меня нет родителей!

После чего было слышно, как больной успокоился и заплакал.

Кто больше всего говорит о правде, тот самый большой лжец.

Алексей просидел в Душанбе месяц. Разместили его в комнатке с железной кроватью и тумбочкой в Доме культуры местного гарнизона. День Коркин проводил в штабе российской дивизии, в Доме правительства и встречался с местными силовиками. Выстраивал взаимодействие, а проще говоря, знакомился с людьми. Передвигался по городу самостоятельно, но личное оружие всегда носил с собой. В Душанбе вообще-то было относительно спокойно, но вечером появляться на улице не рекомендовалось. Иногда где-то на окраинах слышались автоматные очереди да изредка разрывы гранат. Здесь он услышал массу историй о выдавливании русского населения из республики. Воспитанный на советском интернационализме, Алексей не очень-то верил подобным рассказам. Но после встречи с российским послом сомнения в национализме местного населения отпали сами собой. Внук Максима Горького, Пешков, показал ему целую стопку писем с описанием беспредела, творимого по отношению к русскоязычному населению. При этом он заметил, что волна национального экстремизма в скором времени дойдет и до самой России.

Как-то раз, при очередной встрече, Пешков показал Алексею письмо на имя президента России от очередной русской беженки.

«Уважаемый господин Президент, — вежливо начала женщина свое обращение, — помогите мне выехать на Родину, в Россию, в Ярославскую область. Правда, там у меня уже никого, наверное, и не осталось из родственников. Мне пятьдесят лет. Хотя и живу в трехкомнатной квартире в центре Душанбе, продать ее не могу. Поэтому и денег нет на самолет, а поездом ехать опасно. Многие русские часто не доезжают до границы. Их просто убивают по дороге, грабят и насилуют. Покупатели квартиры и соседи предлагают отдать ее бесплатно, все равно, мол, отберут. Скоро будет как в Прибалтике, — чемодан, вокзал, Россия. Да еще и оккупантами называют! Какие же мы оккупанты в Таджикистане? Девятнадцатилетней девчонкой я приехала в Душанбе по комсомольской путевке, работала всю жизнь на хлопчатобумажной фабрике. Муж — таджик, два года как уехал из республики неизвестно куда. Дети взрослые. Обе дочери замужем за местными. Живут в аулах. Там у них по несколько жен. Дочери бесправны и живут, как средневековые наложницы или рабыни. Общаться со мной им запрещено. Потому что я другой веры, православной. Помочь здесь мне некому.

Надоели ежедневные оскорбления и унижения. Особенно достается от детей. Как они нас только не называют! Для русского в этом городке нет бесплатной медицины, льгот на оплату квартиры, социального пособия по безработице. Полное бесправие.

Горбачев нас предал и бросил на выживание. Товарищ Президент Ельцин, напишите свой Указ, чтобы всех нас, русских, посадили в военные самолеты и вывезли в Россию, домой. Только прошу, не отправляйте нас поездом. А свою квартиру я и так отдам, кому вы скажете…»

— Почему же российское правительство не защищает своих граждан? — оторвавшись от письма, спросил посла Алексей.

— А есть ли у нас русское правительство? — вопросом на вопрос ответил дипломат.

Через неделю посла отозвали на родину. Видимо, он давно открыто высказывал свою позицию, что не могло понравиться руководству Таджикистана. Наше же правительство попросту закрывало глаза на бедственное положение своих соплеменников.

В один из теплых ноябрьских вечеров гарнизон подняли по боевой тревоге. На плацу дивизии выстраивались колонны солдат, туда же медленно въезжала боевая техника. Формировалась ударная группа.

В лучах прожектора запутались несколько бабочек. Свет их ослепил, и они беспомощно летали по световому коридору. Алексей вспомнил письмо беженки и сравнил ее с этими бабочками. Она также оказалась ослепленной событиями, происходившими после развала Союза, и продолжала искать правду там, где ее нет.

Заместитель командира дивизии по воспитательной работе на его вопросительный взгляд ответил:

— Сегодня утром вырезан десятый погранотряд. Если хочешь, можешь поехать на место. Получи автомат да возьми пару гранат.