Александр Щелоков - Афганский транзит

– Ага! – обрадованно сообщил Лимузин.

– Что, его пасти стали? – спросил Ермаков.

– Когда начнут, будет поздно, – рассудительно объяснил Лимузин. – Вот он и пошел на новое место, чтобы на одном не маячить.

– А, может, его кто-то выдавил?

– Нет. По замене. Сюда Карман перебрался. А Бородай на Таганку двинул.

– По замене, – язвительно передразнил Назаренко и рукавом вытер лоб. – Бородай – сявка, а ты о нем как о летчике Кожедубе.

– Не скажи, – возразил Лимузин. – Это мы при бутылке простота. А у них при порошке порядок чище, чем у военных. Где приказано, там и стой. Если встал – не дергайся. Иначе, – Лимузин большим пальцем провел вокруг горла, – секир башка.

– Ладно, не пугай, – сказал Ермаков. – Где же там на Таганке Бородай толчется?

– Ха! – засмеялся Лимузин и сморщился как печеное яблоко. – Я на Таганке только и был, когда работал на трамвае. Сейчас стал патриотом Башиловки. Мне в других местах делать нечего. Здесь мои товарищи, – пропел он козлетоном, – здесь мои друзья! Понял?

– Порошок сам не пробовал? – спросил Ермаков.

– Что ты! Ни в жись! Это отрава. Происки империализма, – Лимузин скривился и смачно сплюнул. – Пусть им стиляги гужуются.

– А водка? – съязвил Ермаков.

– Что водка? Водка – это апостольская влага. Ее и монахи приемлют.

– Ладно, Лимузин, топай, мы тоже пошли, – сказал Назаренко, увлекая Ермакова в сторону троллейбусной остановки. – Салют!

Лимузин на вялых ногах пошагал к толчку. Кто знает, может, сегодня еще раз повезет и произойдет чудо, которое только что с ним случилось. Не зря говорят, что везенье – дитя удачи: ну, мужики! Позвали и поднесли. Есть еще люди!

– Теперь ты видишь, – сказал Назаренко, – с каким народом имеем дело. Между прочим, тут на толчке два инженера, ученый агроном, врач, художник. Сам Лимузин был медник – золотые руки. Самовар полудить, радиатор запаять – лучше его никто не мог. Да вот… Короче, контингент тот еще. Водка – патриотично. Порошок – происки империализма. Что же делать прикажешь?

– Искать чемоданчик.

Назаренко вздохнул.

– Найдем, только прошу тебя, без резких движений. Ты со своими приемчиками мне порвешь все, что наплели мы за год с лишком. Как только блеснет твой серебристый ящик – я кликну.

Ровно через три дня Назаренко зашел к Ермакову с ответным визитом. Оглядел келью коллеги, но оценки давать не стал из вежливости. Даже не улыбнулся скептически.

– По твою душу, Виталий, – сообщил он, когда поздоровались. – Завтра по нашим прикидкам обмен.

– Товар – деньги? – спросил Ермаков. – Небось Лимузин сообщил?

– На этот раз Пикап, – парировал Назаренко. – Устраивает?

– Вполне.

– У меня в шестнадцать совещание. Будем увязывать взаимодействие групп. Ты подойди.

– Подойду.

– А пока, чтобы не выносить на совет, давай поделимся. Групп будет две. Тебя интересует чемоданчик. Его и поведешь. У тебя две машины. Меня больше интересует Исфендиаров. Очень уж от него пахнет травкой.

– Забито, – согласился Ермаков.

– С тобой поедет Камышев. Он знает, где и что лежит. Во вторую машину подсади кого-то из своих. На случай, если возникнут трудности.

– Забито.

– Я еду в аэропорт. И оттуда поведу гостя. Он должен встретиться с хозяином чемоданчика. Где – пока неизвестно. Поэтому придется импровизировать по ходу операции. Я надеюсь, Виталий.

– Я тоже, – сказал Ермаков. – Мне эта бодяга порядком надоела. Да, а твой Камышев как?

Назаренко молча поднял вверх большой палец. Ермаков качнул головой, принимая оценку.

На следующий день экипаж второй машины, который вел «клиента» по городу, передал его Ермакову.

– Кирилыч, – предупредил водителя Камышев, – будешь держать «жигули-девятку». Учти, машина верткая.

– Удержим, – пообещал Кирилыч. Они приняли «девятку» на углу Неглинки, когда та поворачивала на Кузнецкий мост.

– Трогай по малой, Кирилыч, – подсказал Ермаков, реализуя право старшего. И они сели «девятке» на хвост. Перед светофором «девятка» аккуратно обозначила поворот налево.

– Сознательный товарищ, – пробурчал Камышев. – Я бы на его месте от этих мест держался подальше.

– Почему? – спросил через плечо Кирилыч.

– Рядом прокуратура.

– Не беспокойся, – возразил Ермаков. – Это он в виде моральной прививки тут околачивается.

Проехав по Рождественке, «девятка» свернула в Варсонофьевский переулок.

– Петляет, – предположил Кирилыч и включил указатель поворота направо.

Ермаков придвинулся к самой двери, готовый в любую минуту выйти из машины. На углу переулка стоял контейнер для мусора. На сером борту старательный хозяйственник кривыми белыми буквами вывел надпись: «ГИПРОХОЛОД». Какой-то шутник исправил букву, и слово наполнилось зловещим смыслом: «ГИПРОГОЛОД». Не чувствуй себя столь напряженно, Ермаков обязательно рассмеялся бы. Сейчас лишь усмехнулся, не позволяя себе расслабиться. Впереди, утверждая законность дорожных правил, висел знак, запрещавший остановку машин вдоль правого тротуара вперед и назад. Знаменуя эпоху перестроечной демократии, прямо под знаком, не оставляя свободного места, стояли одна к другой машины.