Александр Щелоков - Нападение

– Борцов, – сказал Иконников раздраженно, – у нас в стране студентом может стать каждый молодой человек. Это – раз. И потом, нынешнее положение – временное. Это – два.

– Извините, товарищ подполковник, но сейчас не то время, чтобы мне лапшу на уши вешали, а я молчал. Если бы вы ценили слова, то не сказали бы «каждый». Потому что ребята из рабочих семей становятся студентами самое большее – один из тридцати поступавших в институт. Что касается временного положения – живите в нем, это ваше дело. Я живу в период бесправия, на положении крепостного. И для таких, как я, это явление постоянное…

– Как же вы можете служить с таким настроением? – спросил Нырков с болью. – Да это же…

– А вот так и служу! Мне остался месяц до увольнения. И я дотяну до финиша. Честно дотяну лямку. Хотя давал присягу Советскому Союзу, а теперь даже не знаю, кому служу. И учтите, товарищ майор, все это я сказал, чтобы вы поняли: не в дополнениях к инструкциям дело, а в людях, которые во всем разуверились. В потере взаимного уважения и честности. Вот в чем…

Когда беседа окончилась, солдаты с шумом повалили из класса. В коридоре Елизаров догнал и придержал за локоть Борцова.

– Ты что, Николай, вдруг выскочил? Больше всех надо?

– Спрашивал человек, я ему объяснил.

– Нужно было! Он уедет и все забудет, а Иконников здесь останется. У него климакс – год до пенсии. Он и лютует. На кой тебе?

– Спрашивал человек, – упрямо стоял на своем Борцов.

– Да брось ты! Он для отмазки спрашивал. А ты поверил… Ему надо было свой пастушеский сан обозначить перед нами.

– Не понял, какой сан?

– Что тут понимать? Люди, Коля, бараны. Политики – пастухи. Бараны верят, что их пастух самый умный, что знает, где самая сочная трава, и гонит отару именно туда. Поэтому бараны послушно бегут и блеют от радости. Бегут и попадают на бойню. Им невдомек, что у пастухов свой интерес. Что пастухи вовсе не хозяева своей отары, что их забота не столько о баранах, сколько о себе.

– К чему ты это?

– К тому, что пора перестать быть скотинкой. Прошло время, чтобы безоговорочно верить в мудрость пастухов.

– Кого имеешь в виду?

– Всех, мой дорогой. Кто лезет нам на плечи…

– Ты даешь, Леха! Кто же, по-твоему, не бараны?

– Богатые люди. Они действуют своим умом. И ходят своими дорогами. А бараны бредут скопом. Один пастух сказал им, что, если всю траву, которая принадлежала богатым, разделить на всех, – они будут сыты и счастливы. Разделили. Голодных не стало меньше, зато богатых прибавилось. Тогда очередной пастух позвал: вперед, разделим привилегии самых сытых. Откроем амбары, из которых они черпают свой харч. И все враз осчастливимся. Тут бы подумать, но бараны «ме-е-е» и бросились вперед. И опять оказалось, что жрать нечего. А пастухи жуют и улыбаются. Поэтому, друг, я выхожу из отары. Не желаю быть ни бараном, ни хозяйским ишаком.

– Что же ты собираешься делать после дембеля?

– Деньги. И плевать мне на идеи равенства и демократии. Бараны ведут себя спокойнее, когда им играют на дудке. Но лично мне равенство ни к чему. Пусть будут богатые и бедные. Пусть будут миллионеры и нищие. Это справедливо. Поэтому, Коля, когда ты за демократию ратовал, я тебе своего голоса не передавал. Мои дети будут студентами, нравится это кому-то или нет. Мы заплатим. И за деньги нам будут служить все – армия, МВД, ОМОН. Так что не беспокойся впредь за всех…

– В двадцать один час выезжаем, – сказал Чаплински. – Сейчас шестнадцать.

Они сидели вдвоем с Финкельштейном, закончив дела, готовые все бросить без сожаления. Операция «Буран» входила в заключительную фазу.

– Я не усну, – признался Финкельштейн. – Весь заведенный. Если только принять снотворное…

– Нет, – отрезал Чаплински. – С дурной головой работать нельзя. Лучше выпей, это снимает стресс. И ложись.

– Как считаете, Джон, дело выгорит?

– Не сомневаюсь. Дважды проигрывал ситуацию на машине. Она дает положительный результат. Операция пройдет тихо. Вся она на ноже. Сержант снимет двух. Остальных уберут армяне.

– Надеетесь на сержанта?

– Клыков его проверил. На материале…

– Отчаянный вы человек, Джон. Твердая рука.

– Ну-ну! – Чаплински предостерегающе погрозил пальцем. – Такие слова принято говорить, когда дело сделано.

– Времени хватит?

– По всем расчетам – да. На караул уйдет сорок минут. Двадцать – на то, чтобы забрать и унести упаковки.