Валерий Рощин - Секретный модуль

– Заманчиво, – оживился он. – Готов вас выслушать.

– Нам требуется научный руководитель вашего уровня в химическую лабораторию.

– Интересно. И каков же ее профиль?

– В недрах этого секретного предприятия ведутся исследования по созданию сложных газовых смесей, воздействующих на человеческий мозг.

– Воздействующих на человеческий мозг? Вы догадываетесь, что они из себя представляют?

– В общих чертах. А почему вы спрашиваете?

– Потому что ничего серьезного за несколько месяцев создать в данной области невозможно. Понимаете?

Клифф не спеша допил кофе, поставил чашку и спросил:

– Алекс, вы все еще надеетесь вернуться в Моршанский район Тамбовской области?

Услышав от почти незнакомого человека родные названия, Успенский опешил.

– Не удивляйтесь, Алекс – я ознакомлен с вашей биографией, – сказал американец и выудил из кармана пачку фотографий. – Взгляните…

Саша и Клифф молча наблюдали за российским доктором наук, судорожно перебиравшим фотоснимки развалин бывшей лаборатории.

– Съемка произведена девять дней назад. А вот это, – протянул он сложенную газету, – мне переслали из России четыре недели назад.

Развернув тонкий бумажный лист, Успенский узнал газету «Тамбовская жизнь», до событий 1991 года выходившую под названием «Тамбовская правда». Дата совпадала – номер и в самом деле вышел месяц назад.

– На второй странице, – уточнил Клиф.

На указанной странице взгляд выхватил звучный заголовок: «Ученого-химика довели до самоубийства».

Статью он пробежал за минуту. И еще столько же сидел с закрытыми глазами, переваривая свалившееся тяжелым камнем известие. А точнее, целых два.

Оказывается, его лабораторию закрыли, когда он лежал под ножами пластических хирургов в Гамбурге. Это стало первым ударом.

Вторым была трагическая смерть заместителя, доктора наук Курагина. Того Курагина, который вез его, окровавленного, по заснеженной дороге в Моршанск, который бегал в село за подмогой, а потом дежурил ночами у кровати…

Успенский бросил на стол газету, устало провел ладонями по лицу.

– Я не стану вас торопить, Алекс, – негромко напомнил о себе Клифф. – И все же постарайтесь не затягивать с ответом.

– Когда я должен приступить к работе?

– Смотря сколько времени вам понадобится на переезд.

– А как скажется новая работа на лечении моей дочери?

Американец улыбнулся:

– Вы поселитесь в прекрасном доме на берегу красивого озера. А одним из ваших соседей будет известный психотерапевт, имя которого вы наверняка слышали…

Российская Федерация, восточное побережье Байкала. Наше время

Увиденное и пережитое в первый час пребывания в «Ангаре» едва не сразило ее психику. Наверное, единственное, что сейчас могло бы отвлечь, успокоить, излечить, – это известие о немедленном возвращении на поверхность. Там обитают нормальные люди, которые защитили бы от происходящего на глубине кошмара.

А тем временем в центральном модуле что-то происходило. Сначала после долгой тишины из динамиков грянула торжественно-траурная симфония, от которой у Скобцевой похолодело в груди. Но это было только начало – через некоторое время за титановой перегородкой вдруг родился один непонятный звук, другой…

«Спасатели? – сверкнули в ее глазах искорки надежды. – Это спасатели пришли за мной сверху!..»

Однако скоро надежда сменилась ужасом: из центрального модуля донесся звериный рык.

Девушка побледнела и, развернувшись к выходу, подняла пистолет. Нащупав указательными пальцами большую спусковую скобу, она прошептала:

– Я убью всякого, кто откроет дверь…

Ожидание затянулось. Прошло не менее получаса, прежде чем Мария опустила затекшие руки. Пугающие звуки давно стихли, страх и напряжение понемногу отступили.

Соменкова так и сидела рядом, сцепив ладони на коленях и бездумно уставившись в одну точку. Похоже, ей требовалась серьезная медицинская помощь, пока же она напоминала слабоумную старушку, доживающую свой век в закрытой психиатрической клинике. От таких ни вреда, ни пользы. Им нужно совсем немного: покой, минимум пищи и столько же человеческого милосердия. А также своевременная инъекция сильнодействующего наркотика во время редких эмоциональных всплесков, выражающихся в истерике, буйстве, плаче…

Ни шагов, ни звериного рыка.

В установившейся тишине Мария ненадолго забылась в полудреме – сказывалась невыносимая усталость.