Сергей Зверев - Война диверсантов

Пленник замолчал, испуганно глядя на медведеподобного Демидова. Тот тоже смотрел на своего собеседника, ожидая ответов на свои вопросы. Томительная пауза начинала затягиваться. Купец буквально гипнотизировал боевика тяжелым немигающим взглядом, от которого тот ежился и сжимался, словно хотел стать менее заметным.

– Что, передумал говорить? – сочувственно поинтересовался Демидов. – Или решил умереть героем? Только ты учти, мы не МВД, а разведка, у нас методы покруче будут. Да и законы у нас другие. Шлепнем тебя здесь, и полный порядок. Можешь сам выбрать, как тебя лучше кончать, – предложил капитан Демидов, доставая свой НР – нож разведчика. – В печень сойдет? Быстро, и почти ничего не почувствуешь. – Купец попробовал лезвие на остроту.

– Может, лучше веревкой? – неожиданно предложил Локис, задумчиво глядя на пленника. – Оно, конечно, больнее и неприятнее…

– Ногами сучить будет, – откликнулся из дальнего угла Чернов.

– Ничего, ноги придержим, – заверил пленника Купец.

– Да и непредвиденных побочных эффектов много, – продолжал Чернов. – Описается, например, или еще чего похуже. Вонь его нюхать…

Разведчики обсуждали все это обыденно, просто, как будто решали, что им приготовить на обед. Пленный боевик затравленно переводил взгляд с одного говорившего на другого, постепенно осознавая, что все это не шутка и не розыгрыш.

– Начальник, – хрипло прошептал он, – молю тебя, только не убивай! У меня мать болеет, жена есть, дети… Сын в Нальчике в сельской академии учится, ему помогать надо…

– Вот видишь, – укоризненно сказал Демидов, – сын хлеб растить учится, а ты людей убиваешь… Нехорошо делаешь!

– Аслан всех баранов за долги забрал, – всхлипнул мужчина; он все еще был связан, поэтому вытереть скатывающиеся по худым впалым щекам слезы не мог. – Потом сказал, что я ему еще должен. Сказал: или сам к нам иди, или сына приводи. А он у меня один, остальные дочери. Вот я и пошел…

– Погодь-погодь, – оживился вдруг Митрич, молчавший все это время. – Я, кажись, тебя знаю. Сразу-то разглядеть времени не было…

Старик подошел к пленнику, который сжался в комок, с опаской глядя на Митрича. Несколько секунду он пристально вглядывался в лицо боевика, чуть не прижимаясь к нему носом.

– Ну, точно, знаю, – наконец обрадованно проговорил старик.

– Как можешь меня знать? – испуганно спросил пленный. – Я не из этих мест.

– Ты мне пули-то не отливай, – прикрикнул на него Митрич. – Не местный он, как же! Из Апеанчи ты, бывший участковый. Карагоев его фамилия, – обращаясь к десантникам, пояснил старик. – Мазурик был, пробы ставить негде! А потом, когда грузины с абхазами воевать начали, он в ополчение к абхазам записался – и сгинул. Люди, кто там был, баяли, что он то за одних, то за других воевал. Он же полукровка – отец абхаз, а мать грузинка. На нем, шельмеце, столько кровушки человеческой – страх один!

– Неправду говоришь, старик, – забормотал боевик. – Я никого не убивал. Совсем стрелять не умею.

Купец вдруг решительно шагнул к тому, кого Митрич назвал Карагоевым, схватил того за воротник куртки и резко уткнул его лицом в камни бункера. Вывернув кисть его правой руки и придавив запястье, он внимательно осмотрел и ощупал средний сустав указательного пальца.

– Никого не убивал, говоришь? – зловеще переспросил Демидов, опять усаживая пленника. – А мозоль на пальце у тебя от авторучки появилась? Сыну конспекты переписываешь? А ведь я тебя, сука, предупреждал, кто мы… В общем, либо ты говоришь, либо…

Купец умышленно не стал договаривать, что именно последует за вторым «либо», давая Карагоеву возможность самому это осознать. Поняв, что прикидываться несчастной жертвой бандитского беспредела больше смысла нет, Карагоев сел поудобнее, откинувшись спиной на стену.

– А что ты мне сделаешь? – нагловато ухмыляясь, поинтересовался он. – Два раза убьешь, что ли? Не получится. А один раз эту неприятность как-нибудь переживу.

Демидов понимал, что боевик прав. Когда много и часто убиваешь других людей, своя жизнь чаще всего перестает быть ценностью. А сидевший перед ним бандит убивал, видимо, не только много, но и с удовольствием. Поэтому нужен был какой-то особый, желательно психологический, ход, чтобы заставить пленника говорить. Конечно, Демидов мог бы применить силу, но он всегда считал, что это малоэффективный способ. Если человека пытать, то он запросто сознается в чем угодно, даже в покушении на императора Александра II. Но ничего путного Купцу в голову не приходило.