Владимир Король - Время тяжелых ботинок

Как Забенисо доставила те пятьдесят рулонов сначала до гостиницы, потом до аэропорта, а затем из Пулкова к себе домой, она помнила с трудом. Только уже через три недели удачливая челночница выручила за забытую тряпку из грязной турецкой лавки 100 тысяч долларов – сумму по тем временам внушавшую тихий трепет.

Этого хватило и кредит вернуть, и приватизировать в Питере три магазина, тысячу квадратных метров торговых площадей, – с учётом «интересов» чиновников, и ещё на раскрутку осталось.

Турецкое «сияние» она оптом продала однокурснику, который открыл фабрику мягкой мебели. Когда тот увидел привезённый Забенисо гобелен и представил, как теперь будут выглядеть его кресла и диваны, сразу понял: жизнь – удалась! И не ошибся.

«Какова же мораль?» – спросил Чекашкин.

«Крутиться надо, – ответила Забенисо. – А у тебя, лучшего математика курса, в год один оборот. И лицо такое, будто ты наелся просроченной горчицы».

Чекашкин не был завистлив. И тот рассказ был из какой-то другой, неведомой ему жизни, непонятной, загадочной. В сознании не умещалось, что главной героиней этих невероятных событий была его однокурсница с горящими глазами партийца в кожанке отнюдь не турецкого качества и чуть ли с маузером в руке. Это была задача, где неизвестных раза в три больше, чем исходных данных.

Писатель Михаил Зощенко вывел закон подвижного человека. В хорошие времена он – хороший, в плохие – плохой, в чудовищные – чудовище.

Уходя, Забенисо сказала: «Научись жить по принципу «только бизнес – и ничего человеческого». Тогда, может, разбогатеешь».

Будить свою первую любовь капитан не стал.

«Бизнес-класс выпускают первым, – подумал он, – значит, столкнуться не придётся.

Интересно – узнала бы она его или нет?»

В любом случае, случайные встречи разведчику ни к чему.

После банкета в мэрии всех повезли в горы.

Богота расположена в котловине на западном склоне Восточной Кордильеры, на высоте двух с половиной километров над уровнем моря, на берегу реки Рио-Сан-Франциско.

Хотя столица Колумбии находится практически на экваторе, из-за большой высоты здесь не жарко. Средняя температура самого тёплого месяца плюс 15 градусов.

А теперь здесь зима, февраль – красота.

– А знаете, куда нас везут? – заговорила с Брутом в микроавтобусе журналистка из «Франс Пресс» Мишель Безьер.

У капитана не было желания общаться.

«Но это – непрофессионально, – сказал он себе. – Разговор надо поддерживать».

– Интересно – куда, мадам, мадемуазель?

– Мадемуазель. Мы едем на парамо. Это удивительной красоты безлесные высокогорные луга. Говорят, кто не видел парамо, тот не бывал в Колумбии.

«Мне бы ещё пудов пять здешнего дешёвого кокаина и вёдер десять изумрудов – по бросовой цене», – поиздевался про себя бизнесмен.

Во время банкета Леонид Брут связника так и не дождался.

Зато его достал виновник торжества Игнат Власенко, который завершил свой одиночный рафтинг с триумфом, фонтаном положительных эмоций и всего с одной пустяковой травмой – сломанным пальцем на руке. В банкетном зале он налетел на Брута, как сумасшедший, и счастье капитана – огромное количество телевизионщиков, которые разрывали победителя на части, – а то бы не сдобровать, вспоминая их совместные спуски с двадцати семи рек, что, как говорят в разведке, «фактом не является».

– А вы говорите по-испански? – донимала Брута француженка.

Она была в чёрных очках, и разведчик всё никак не мог поймать её взгляд, что было ему просто необходимо, – без этого лица Мишель он бы не запомнил. У разведчиков есть железное правило – фиксировать в памяти всех, кто помимо твоей воли входит в личный контакт.

– Не говорю, – признался по-французски Леонид Брут.

– А французский учили где-нибудь в МГУ?

– Нет, в 1?м Медицинском, факультативно.

– Вы что – врач?

– Да, нейрохирург. Но по специальности не работал ни одного дня, сбежал в программисты. Так что, если со здоровьем проблемы – не ко мне.

– Спасибо, пока не жалуюсь. Знаете, у вас в России плохо учат языкам, – щебетала Мишель на своём родном наречии, но, как показалось Бруту – тоже с каким-то едва уловимым акцентом. – У вас старые учебники и лингофонные курсы, а за границу на практику ездят мало. Лично я испанский учила в Испании, а итальянский – в Италии.

Брут молча смотрел в окно на колючий кустарник, низкий полулистопадный лес.

– Здесь даже в окрестностях столицы водятся ягуары, броненосцы и дикобразы. И тьма всяких змей – бр-р-р! – передёрнула она плечами.