Дмитрий Щербаков - Русский терминатор

— Я не торгую наркотиками…

— А я не пользуюсь услугами Армии спасения! Давай так: я заплачу тебе за порошок ровно столько, сколько платишь за него ты, договорились?

— Годится, пожалуй…

— И еще, Евграф… — Север помедлил. — Ты можешь достать мне недельный запас героина для Мальвы?

— Хм… А почему именно недельный?

— Я надеюсь, ее доза сильно уменьшится через неделю…

— Ха! Ты и впрямь оптимист, Север! Чем же ты лечить девчонку собираешься?

— Я тебе расскажу, Евграф… когда-нибудь потом, ладно? А пока… выполни мою просьбу!

— Хорошо, — художник что-то прикинул в уме. — Давно девочка на игле?

— На героине полгода. До этого был морфий.

— Та-ак… — казалось, Евграф мысленно производит арифметические вычисления. — Да, на недельный запас «дури» для твоей Мальвы бабок у меня, пожалуй, хватит! — заключил он.

Север опешил.

— Ты что, Евграф… Ты не понял! Есть у меня бабки, есть! Просто самому покупать несподручно, я никого из продавцов не знаю, а Мальву одну отпускать страшно… а со мной ей еще и не продадут, пожалуй…

— Ладно, Север, не суетись, — махнул рукой художник. — Я врубился, подсоблю. Мне все равно свой запас пополнить надо, заодно и тебе куплю. Забито.

— Спасибо! — Север вскочил. — Сейчас принесу деньги! Сколько?!

…Когда Белов вернулся и передал Евграфу нужную сумму, тот предложил:

— Давай-ка еще по стакану, Север! Мне опохмелиться надо после вчерашнего, не одному же глушить!

Они выпили.

— А порошок я привезу ближе к ночи, — заверил художник. — Кстати, а вторая девчонка, что с тобой живет, она тебе кто, сестра?

— Ага, сестренка, Яночка, — кивнул Север.

— Я так и подумал.

— Почему?

— Отношения у вас… не сексуальные. Достаточно раз взглянуть на вас двоих вместе, и с ходу въезжаешь, что вы не любовники.

— Проницательный ты, однако…

— Жизнь научила.

— А скажи, Евграф… — Север помедлил. — Почему ты так печешься о наркоманах? Откуда это доброхотство?

Художник насупился.

— Мне сорок лет, Север… — произнес он медленно. — А тебе сколько? Двадцать пять? Нет, пожалуй, все тридцать, глаза у тебя не шалые, не пацаньи, взрослые глаза…

— Мне не тридцать, — усмехнулся Север. — Мы с тобой почти ровесники, Евграф.

— Да-а?! — вот тут художник удивился — первый раз за весь разговор. — А ты не врешь?

— Зуб даю на отсечение! — рассмеялся Белов.

— Тогда ты, может, меня поймешь… — Евграф задумчиво провел ладонью по лбу. — Сын у меня погиб от наркотиков. Точнее, от ломки. А я, скотина, сволочь самоуверенная, не дал ему денег на дозу! Считал, пусть его ломает, может, боль, страдания отучат его колоться! Идиот… Я тогда ничего не понимал в героинозависимости… — он горестно схватился руками за голову.

— Может, у тебя просто денег не было? — спросил Север осторожно.

— Были! В том-то и дело, что были! — выкрикнул Евграф. — Я богатый был, витрины расписывал, внутренние интерьеры кабаков оформлял, офисов, особняков, контор всяких! Я имел кучу заказов, кучу бабок! А сыну не дал… Ты бы знал, в каких муках он умер!..

Север сочувственно молчал — он не знал, что сказать.

Дрожащей рукой Евграф налил себе водки, судорожно выпил, не предлагая Белову.

— Жена со мной развелась… — художник говорил уже чисто машинально. — Я ей оставил квартиру, ушел сюда… Купил эту мансарду… теперь не работаю, только картины пишу, больше ничего не могу делать… и не хочу…

— Круто, — подал голос Север.

— Куда уж круче… — вздохнул Евграф. — Так что не доброхотствую я, Север… Грехи искупаю.

Север стоял потрясенный — ему казалось, что он бредит. Прямо перед ним на стене, на шикарном персидском ковре, среди мушкетов, перекрещенных абордажных сабель, кавказских кинжалов в инкрустированных ножнах, пистолетов-пулеметов различных конструкций, автоматов всевозможных модификаций и прочих смертоносных стволов и клинков висел его собственный револьвер в мягкой нательной кобуре и его же, беловский, пояс-патронташ, целиком состоящий из ячеек для револьверных обойм. Именно эти предметы наряду с остальными личными вещами Север утратил после столкновения мотоцикла, на котором ехал, с грузовиком…

Север тряхнул головой, не веря глазам, но видение не исчезло. Тогда он сделал шаг вперед и снял со стены свое оружие и свою боевую амуницию.

Револьвер оказался разряжен, но все ячейки пояса-патронташа были заполнены обоймами, а те — патронами. «Интересно, они годные? — размышлял Север, осматривая боеприпасы. — Могут быть сварены… для законопослушности. И толку в таком случае от них — ноль».