Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

— Да как считать... Первый раз в шестьдесят шестом, потом еще... и так до сих пор.

— И на последующие годы в ожидании победы колхозно­го строя и социалистической индустриализации в этой бла­гословенной стране, — сказал обретавшийся рядом Гэри Шпиндлер из «Бизнес уик» и по совместительству «Файнэншл ньюс», а также неизменный казначей клуба, ходячий компьютер, походивший на Мефистофеля в раннюю пору возмужалости. Скулы тщательно выбривались, а бороденка обстригалась под жало копья. Тяжелый нос нависал над ярко-красными мокрыми губами, кривившимися от чувства умственного и другого превосходства, постоянно владевше­го Шпиндлером. Это чувство в особенности овладевало им, когда доводилось встречаться с Шемякиным. Он не разгова­ривал с русскими по причине их врожденной тяги к погро­мам и революциям. Они оказались за одним столом, потому что других мест не оставалось.

— Ты опоздал, Гэри, — сказала Барбара. — Еще до того, как ты подсел здесь, я намекнула Бэзилу, что он может меня коррумпировать. Я попрошу его заказать мне кофе. Я чувст­вую, что он хочет его предложить, и согласна... Русский уже втерся в доверие. Его происки на марше.

— Ты пала, Барбара!

— Ну, не настолько низко, как ты, Гэри, в последней своей корреспонденции, в которой пересказываешь мои финансо­вые анекдоты...

Лена Кампф и Пит Вонг из «Бангкок пост», сидевшие рядом разом двинули свои стулья. Развернулись к столу спиной. Пустые разговоры мешали слушать.

Гэри подмигнул и покривил толстые губы.

— А Бэзил, вытянув из тебя потрясающие сведения отно­сительно краха неоколониализма в Юго-Восточной Азии, думаешь, поступит ловчее?

В подобных случаях Бэзил говорил себе: «Ты один в чу­жом клубе, членом которого состоишь потому, что больше никто в этой стране не предложит тебе никакого членства ни в каком обществе или клубе. А на этот имеешь профессио­нальное право». И, кроме того, в клубе оставалось еще немало таких, которых встречал в Сайгоне, Вьентьяне и Пномпене, даже в Ханое, и, хотя они приходили «с другой стороны» войны, Гэри Шпиндлеру жилось не очень уютно и среди них, формально бывших «своими». Как неуютно жилось Бэзилу среди таких, как Гэри, и вполне сносно среди тех, кто писал о победах и поражениях на другой стороне.

— Пожалуйста, два кофе, — сказал Бэзил официанту, ко­торый с интересом наблюдал как Шпиндлер цепляется к нему. Кажется, его звали Супичай.

— Передвинься, пожалуйста, на другой край стола, — ска­зала Барбара.

Бэзил не понял.

— Чтобы сидеть напротив, а не сбоку. У меня шея затекла всякий раз поворачиваться в твою сторону...

Гэри фыркнул и сдвинулся со стулом к Кампф и Вонгу.

Ее лицо оказалось удлиненным, и насчет глаз он, конеч­но, ошибся. Не делала операции. Просто отец или мать, кто- то из них, был европейцем, а кто-то из Китая. Кофе она пила без молока и сахара, то есть родилась, скорее всего, не в Бангкоке. Да и работала она на сингапурскую газету. Проез­дом?

— Я бы задала сто вопросов, — сказала она, допив кофе.

Странное чувство не оставляло ее. Оно возникло после рукопожатия.

— Я бы тоже... Представляю из себя полного профана в области финансовой журналистики. Это действительно ин­тересно?

— Всем всегда интересно знать все о чужих деньгах... Я вот что подумала, Бэзил... Не знаешь ли ты одну китайскую мудрость насчет того, почему люди не верят друг другу?

Он ответил по-китайски:

— Две причины. Потому что не знают друг друга и потому что знают...

— Гляди-ка, да ты говоришь на мандарине! Неужели в Москве учат?

Мандарином назывался пекинский, официальный диа­лект.

— По-настоящему в Москве учат в университете. Гово­рить начинал в Китае... в материковом Китае, еще во время войны.

— Вьетнамской? — спросила она.

Бэзил рассмеялся, осознав разницу в возрасте.

— Да нет, во время второй мировой, о которой старички рассказывают. Родители жили в эмиграции. В Россию я при­ехал в пятидесятом...

Гэри Шпиндлер наблюдал от стойки, куда переместился с Леной Кампф. Лучше было бы свернуть разговор. И не только из-за Шпиндлера. Бэзил чувствовал, как Барбара Чунг, что называется, стремительно идет на сближение, от которого в будущем проку не будет, неприятности же опре­деленно. Чтобы перехватить инициативу в расспросах, ска­зал:

— Финансовая журналистика и все эти сплетни о состоя­ниях, должно быть, невероятно сложная материя...

— Для посвященных финансовые новости на двадцатой полосе большая сенсация, чем крик на первой о смене каби­нета или пожаре на тридцатом этаже... Сун Цзю, китайский стратег, говорил, что государя, генерала или политика от простолюдина отличает одно — предвидение. Оно же возмож­но при исчерпывающей информации. Экономнее оплачи­вать, сто дорогих лазутчиков, чем содержать даже дешевую армию и вести самую короткую войну... Мне хорошо платят голубые деньги.