Свернув у гостиницы «Украина» под мост, ехали по набережной в сторону Киевского вокзала. В форточке посвистывал морозный ветер.
— Теперь — Конфуций в отношении к героическому.
— Как и мы, русские, китайцы любят землю на земле. Храбрость конфуцианцы ставят на третье место среди человеческих добродетелей. После честности и прямоты. Храбрость ведь нужна только в ненормальных обстоятельствах. Все же чрезвычайное варварство. Только повторяющаяся повседневность, только всем присущее и доступное уважается конфуцианцем. Стремление к героическому — стремление к разрушению. К храбрости, как и к всплескам отвлеченного ума, почтения этот конфуцианец не испытает. Восхищение героями и мудрствования присущи «заморским чертям»...
Последние слова Бэзил сказал по-китайски.
Проехали белую тень Новодевичьего монастыря за Москвой-рекой, вписались в Мосфильмовскую, остановились у смотровой площадки Ленинских гор. Оба считали хорошей приметой прощаться на ходу. Метро для сына было близко, и на город можно бросить взгляд.
..Лет десять назад, вернувшись в очередной раз в Россию, Бэзил, не зная, где погулять с сыном — его привела к метро «Университетская» мать, — пришел по наитию сюда. Стояла середина июля, вечерело. Поглядывая на сиреневое зарево, смазанное с юга тучей, они уселись на траве, уперев ноги в склон, близ лыжного трамплина, обвешанного рекламой телевизоров. Река выдыхала накопленное за день тепло. Бабочек и стрекоз поднимало вверх. Сухим без оттенков светом, напоминавшим Бэзилу госпитальный, лучились софиты над Лужниковским стадионом. То был памятный для обоих день: внезапно ощутили глубокую, взрослую связь, установившуюся вдруг вопреки всем разлукам. Бывают такие счастливые дни...
Начиналась поземка. Чаша Москвы плоско лежала почти без огней. Холод, едва вышли, загнал назад в машину. Зачесался подбородок, и Бэзил прихлопнул по нему ладонью. Засмеялся. Привычка тянулась из тропиков, чешется — значит москит...
В центре Бангкока москитов не могло быть. Их убивал чад.
Бэзил расплатился с водителем «тук-тука» перед гостиницей «Виктори», зашел в бар, медленно выпил кружку пива. Над окошком менялы зажглись зеленые цифры электронного табло с курсами валют. Значит, десять утра. Самое время искать Вата во дворе монастыря Ват По. Через два часа зной разгонит всех на сиесту.
Если досужие рассказчики утверждают, что в Заполярье птицы замерзают на лету и плевок леденеет, то здесь воробьи могли свалиться на голову вареными, а плевок — испариться у губ. Однако букетик жасминов, заткнутый за зеркало заднего вида в такси, стоявшего у гостиницы, казался влажным и прохладным.
— На Прачан-роуд, к Таммасатскому университету, — сказал Бэзил водителю.
— Да, сэр.
Таксист сунул в рот порцию бетеля и взял с места на второй скорости, заставив шарахнуться мотоциклиста. На Чароен Крунгроуд у грязного перекрестка, зажатого двухэтажками, машину задержал светофор. Водитель, раздув шею, сплюнул жвачку на тротуар. Начавший переход крепыш в филиппинской рубашке-гуаябере и с дорогим атташе-кейсом крокодиловой кожи в руке поднял глаза. Жест кий, настороженный взгляд скользнул по букетику жасминов и Бэзилу.
Глава третья. «ЦВЕТЫ ДРАКОНА»
Хмурое сосредоточенное лицо, мелькнувшее на Чароен Крунгроуд, какое-то время, пока таксист, бессовестно подрезая, лавировал в потоке, катившемся к набережной Чаопрайя, оставалось в памяти. Не тайское выражение какое-то, подумал Бэзил.
«Танцы и бокс, мягкость и готовность к соперничеству символизируют темперамент таиландцев, характер которых отличается беззаботностью, жизнелюбием и оптимиз мом» — значилось на обложке рекламного журнальчика «Эта неделя», который утром он листал в гостинице, просматривая, какие фильмы какие кинотеатры показывают. Забот тут поприбавилось у людей...
И Бэзил, переключив внимание, прикинул, как сподручнее подступиться к теме, по которой должен писать. Шеф по телефону из Москвы определил: общий обзор положения в рабочем движении, разумеется, не раздражая властей, для чего желательно раскрыть проблему через рассуждения профсоюзных деятелей. К деятелям же не подступиться, нужны посредники. Лучшим стал бы Ват Ченгпрадит, бангкокский журналист, учившийся в Киевском университете, говорящий поэтому по-русски, невысокий худой очкарик с широким лбом и губами, почти всегда сжатыми так, будто гасит улыбку.
Читать дальше