Людоеды приближались с обратной стороны, боевито орали, продираясь через чащу. А катер уже уткнулся носом в утес. Высота до палубы полтора метра, ерунда. Кто-то спрыгивал сам, кого-то приходилось стаскивать, как беспомощных детей. Несколько мгновений – и все семеро уже возились на баке, отрываясь друг от дружки.
– Все в надстройку! – хрипел Глеб. – Девчата, и вас это тоже касается! Мигель, полный назад на стремнину! И пригнись там!
Они запрыгивали по одному в скособоченную от пуль надстройку. Катер, рыча и отфыркиваясь, пятился от утеса, разворачивался по течению. А на утес уже выскакивали размалеванные дикари – страшные, орущие, швыряли в катер топоры, спускали стрелы. Двое бросились с обрыва в воду, поплыли вдогонку, но быстро отстали – скорость катера по течению была вполне приличной. Толпа ломанулась через заросли, какое-то время каннибалы бежали параллельно берегу, исторгая вопли злобы и разочарования, но вскоре стали отставать, терялись, таяли в палящей дымке…
– Это все, господа и товарищи… – вынес измученным голосом экспертное заключение Антонович. – Теперь наши задницы в полном ведении Всевышнего… Смилуется – доплывем, не смилуется… А горючего до устья Анокомбе, кстати, должно хватить, уважаемые, – сообщил он с довольной улыбкой. – Раньше мы шли против течения, расход был больше, а сейчас на то же самое расстояние – расход вдвое сокращается…
– А мы успеем на корабль? – засыпая, пробормотал Семен. – Ведь уйдут без нас во Владик бравые моряки. Придется нам самовывозом из этой прекрасной страны…
Антонович, хватаясь за поручни, шатаясь, точно пьяный, потащился в рубку – к давнему приятелю Карденосу, который был не в форме тащить этот крест до бесконечности.
Люди выползали на палубу – вконец измученные, вялые, кто-то тащил с собой аптечку. Разбредались, пристраивались под бортами, чтобы не стать мишенями. Кто-то засыпал без задних ног, кто-то врачевался. Но странности на этом не закончились.
Глеб чувствовал, что происходит что-то не то. Спасенные девчушки лежали рядом, прижавшись к правому борту. Он обратил внимание, что они практически не расстаются, постоянно вместе. Неподалеку от них сидел на корточках блондин Кенни, как-то неосознанно нянчил затвор пустого автомата и с ужасом таращился на свою подругу Барбару. А та смотрела испуганно то на Кенни, то на Глеба. И напряглась, зажалась при его приближении. Глеб присел рядом с Катей, она лежала, съежившись в комочек, смотрела на него слезящимися глазами, в которых поселилось что-то виноватое. Он не мог понять, что это значит. Она почти не разговаривала с ним, и возникало странное ощущение, что девушку подменили. Он терялся в догадках, взял ее за руку – она не стала ее выдергивать, но задрожала. Машинально шевельнулась Барбара, подалась к русской. «Черт возьми! – ужаснулся Глеб. – Неужели это было то, о чем он только что подумал?» Он вскинул голову, встретился глазами с блондином Чебольей. Вероятно, в его мине застыл немой вопрос, Кенни, скорбно поджав губы, с убитым видом кивнул. Товарищ по несчастью, блин. Из рубки на них с огромным интересом смотрели Мигель и Антонович, видно, Мигель успел о чем-то нашептать Шуре, а Шура, невзирая на общую угрюмость, был любитель до светских сплетен.
– Прости меня, Глеб… – шептала Катя, глядя на него пронзительно, со слезами. – Прости, я, кажется, влюбилась… Мы с Барбарой вместе уже третий день, столько всего пережили, обо многом говорили… Нам угрожали, над нами издевались, не поили, не кормили, потом нас схватили эти жуткие дикари, но мы по-прежнему были вместе, морально поддерживали друг друга… Прости меня, Глеб, ты хороший человек, ты тоже мне дорог, но если мы с Барбарой до сих пор живы и вместе, то это судьба… А у тебя ведь все равно своя жизнь… Не понимаю, что со мной происходит, просто перевернулось что-то в голове, все жизненные установки, все представления… И с Барбарой происходит то же самое…
Он догадывался, что в жизни бывает всякое, голова человека – предмет темный, обследованию не подлежит. Но чтобы вот так, и он еще сбоку припека… Он с ужасом смотрел на девушек, чувствовал, как нижняя челюсть неудержимо стремится к полу, а щеки пылают, словно их облили бензином и подожгли. В глазах у Кати было столько боли и надежды… А Барбара отыскала ее руку, сжала, она смотрела на Глеба дерзко, с вызовом, мол, мое, не отдам, даже не проси!
– Не расстраивайся, Глеб… – пробормотал безжизненным голосом вроде бы спящий Семен. – Ведь это не вопрос жизни и смерти, а так… Ну, кидают нас бабы, еще и не так кидают… Это ведь не причина для того, чтобы мы выбросили этих теток за борт и забыли, что угробили на них трое суток своего драгоценного времени? – Он окончательно очнулся, привстал, ехидно покосившись на Мэрлока и Саймона, которые сидели у правого борта и с мистическим изумлением внимали происходящему. Семен ядовито усмехнулся: – А в американской армии, между прочим, это в порядке вещей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу