Александр Колин - Мужики что надо

Столь стремительные действия заставили опешить даже Василия. Положительно эта девчонка не уступала в нахальстве ему самому.

«Трудненько Омарику с ней придется, — только и подумал он, наблюдая, как Люси подошла и распахнула одну из половинок высокой двустворчатой двери, а затем направилась в прихожую. — Бедняга, — искренне пожалел капитан своего друга, роман которого с рыжеволосой толстушкой начался как раз в те сумасшедшие дни, когда компаньоны выслеживали своего смертельного врага — Рахмета Джегоева. — Я бы на твоем месте держался от нее подальше».

Не сговариваясь, друзья последовали за девушкой, за ними двинулась и собака.

С лестницы донесся шепот, такой громкий, что его отлично расслышали и оба приятеля, и Люси, и немедленно насторожившая уши Кассандра.

— Ну и что же тут особенного? Дом как дом.

А эта штука внизу домофоном называется. Теперь такие сплошь да рядом. Говорю тебе — они простые ребята, свои парни…

Собака тихонько заворчала, и Маркиз с опаской на нее покосился.

Коновалов как-то странно усмехнулся, подумав: «Вот оно, снова начинается!»

Пожалуй, Василий Андреевич не смог бы ответить, почему это пришло ему в голову. Просто иногда знаешь: вот что-то кончилось, а вот что-то начинается.

Бывший оперативник хотя и не видел людей, неспешно поднимавшихся по лестнице, но знал, что те идут к нему за помощью, и предчувствовал, что на сей раз все будет не так просто, как с беглыми мужьями или глупыми воришками.

Что-то уж очень тихо вокруг последнее время.

Ох, неспроста! Может быть, в этой настораживающей тишине капитану послышалась тревожная песня «труб судьбы» или биение собственного сердца показалось ему похожим на дробь барабанов, скликавших ветеранов под знамена победоносного полководца? Трудно сказать, но капитан насторожился точь-в-точь как найденная Люси собака, только что не заворчал…

Обладатель невероятно громкого шепота между тем продолжал:

— Что значит никто уже не поможет? Это самые крутые ребята в городе!

— Но в милиции же сказали… — возразил было ему кто-то усталым голосом.

— Да говнюки они все там в твоей милиции! — категорическим тоном перебил его первый говоривший.

Василий, Омар и Люси с любопытством переглянулись.

— И не спорь со мной! Только и было, что двое толковых мужиков на все отделение — Коновалов и Михеев, пока Василий Андреевич не ушел, да еще девка одна… Здорового бугая-хулигана одна уконтропупила!

Услышав свое любимое выражение, бывший оперативник изумленно уставился на Маркиза, а Люси тихонько прыснула в кулачок: уж очень озадаченный вид был у капитана. Еще бы, «уконтропупить» и «уконтропупить на фик савсем» — такое ведь только Василий Андреевич говорить может, а тут кто-то незнакомый посягнул на его монополию. Никто даже не удивился тому, что человек на лестнице упомянул про подвиг Любочки Синицкой, бывшей коллеги Коновалова.

Между тем неизвестный, очевидно человек немолодой и, вероятно, полный, тяжело дыша, остановился и произнес, обращаясь к своему спутнику:

— Постой, Филиппыч, дай дух перевести, ты человек молодой, а я как-никак восьмой десяток разменял. Так о чем бишь я? А, вот, значит, Василий Андреевич ушел, а Михеев еще в отпуске… Ой, смотри-ка, у них тут открыто. Постучать, что ли? Или сразу войти?

— Входите, — громко сказал Коновалов, положив конец размышлениям неизвестного шептуна, который немедленно и воспользовался приглашением. Шумно выдохнув воздух, он просунул лысоватую голову в открытую дверь.

Сказав «здрасьте», в огромный коридор Васиной квартиры ввалился невысокого роста, круглый, как колобок, старичок лет семидесяти на вид. На носу у незнакомца сидели круглые очочки в металлической оправе, совершенно неподходившие к его широкому, с крупными чертами лицу. Вошедший с беспокойством обернулся, не понимая, почему его товарищ замешкался на лестнице.

— Щас, — заявил старичок, сделав выразительный жест рукой, развернулся и недовольно проворчал в приоткрытую дверь, точно обращаясь к заигравшемуся в прятки ребенку: — Филиппыч, ты где?

В дверном проеме появилась высокая фигура тощего, как напряженно замерший в ожидании дог, и куда более несчастного на вид человека.

Он оказался бы, пожалуй, одного роста с Коноваловым, если бы не горбился. На вид «молодому» спутнику толстяка можно было дать лет пятьдесят пять или даже шестьдесят.

— Андрей Филиппович Голубев, — произнес толстяк, указывая на своего товарища, выдавившего из себя короткое «здрасьте», и продолжал: — А я, значит, Копайгора Иван Макарович.