Феликс Разумовский - Кара

Говорят, мусульмане расслабляются в пятницу, евреи — в субботу, люд православный — в воскресенье, а Юрий Павлович Савельев с некоторых пор приноровился развлекаться каждый Божий день. Вот и ныне, едва за окнами опустилась темнота зимнего вечера, он не спеша оделся, чмокнул повстречавшуюся в дверях Катю в розовую с мороза щечку:

— Я ненадолго, солнце мое, прогуляюсь, — и, не дожидаясь лифта, энергично двинулся вниз по лестнице.

На улице было безветренно, под толстыми подошвами ликвидаторских ботинок весело скрипел снежок. Быстро добравшись до метро, Юрий Павлович неторопливо поехал на эскалаторе к поездам. Час пик уже миновал, перемещаться с периферии в центр не желал никто, и, сидя в полупустом вагоне подземки, Савельев тяжело вздохнул: а ну вдруг сегодня будет как вчера, по нулям? Пока он переживал, поезд остановился. Расталкивая выходивших пассажиров плечищами, в двери ввалились трое молодых людей — крепких, наглых и мордастых. Молодцы с ходу развалились на сиденьях почти напротив Юрия Павловича, важно закурив, синхронно выпустили дым в его сторону. Тот страшно обрадовался — вот оно, начинается!

Без лишних разговоров Юрий Павлович поднялся и резко провел микацуки-гири, размазывая лучшие сорта заморского табака по дебильным рожам, а чтобы молодых людей разобрало по-настоящему, выдернул одного из них за ухо и громко поинтересовался:

— А что, козлы рогатые курить научились?

— Мужик, ты это чего, мужик, отпусти… — Молодцы сразу как-то скисли, стремительно сорвались к дверям и на ближайшей остановке из вагона испарились, а Савельев вернулся на свое место, от злости осунувшись даже, — крепкого разговора по душам наладить не удалось.

Вот уже с неделю что-то толкало его на всякие подвиги. Печально, но факт: при успешном их воплощении в жизнь настроение у Юрия Павловича поправлялось совершенно, а на сердце становилось легко и покойно.

Особенно удачным оказался день позавчерашний, когда в общественном бесплатном — просто чудо какое-то! — туалете, что со времен застоя исправно функционировал недалеко от Гавани, справлявшего нужду Савельева спросили:

— Деньжат не отмусолишь, корешок?

Интерес проявила группа товарищей, причем у одного из них глаза были остекленевшие, как это часто случается с людьми, пережившими травму носа, в ощеренной пасти другого тускло блестели фиксы, а третий небрежно играл здоровенным ножом-свиноколом. Юрий Павлович от радости широко заулыбался.

— Мать честная, Кардан! — Энергично застегнув штаны, он придвинулся к обладателю тесака и от удовольствия громко заржал. — А помнишь, кент, как мы в кошаре тем козлам рога обломали?

— Каким козлам? — Небритое чело оруженосца отразило напряженную работу мысли. Чтобы ему помочь, ликвидатор подшагнул еще ближе. — Ну, чичка у меня была еще вот здесь. — Он показал пальцем себе на переносицу.

В следующее мгновение он уже воткнул его обладателю свинокола в глаз, развернул в ране и с длинным яростным криком приласкал фиксатого каменно-твердым носком башмака под колено. Тот крякнул и, схватившись за больное место, от сильного апперкота под челюсть тут же отъехал в нокаут, а ликвидатор без промедления занялся его еще не добитым коллегой. После «крапивы» резкого хлеста кончиками пальцев по глазам — тот сразу же интерес к происходящему утратил. С силой бортанув его рожей о писсуар, Савельев заметил с глубоким удовлетворением, что туалетный агрегат мгновенно окрасился в радикально-красный цвет.

И долго Юрий Павлович пинал тогда уже неподвижные раскоряченные тела, стараясь либо печень порвать, либо почки основательно опустить, и чувствовал, как с каждым ударом на душе становилось все радостней…

Между тем стараниями родной подземки Савельев очутился на Петроградской стороне. Прогулявшись мимо строгой зоны для братьев наших меньших, зовущейся гордо зоопарком, он двинулся в направлении бывшего лобного места. Рубили исправно здесь когда-то головушки людям лихим и разбойным, но, видимо, палачи царские старались зря. С той самой поры столько развелось на Руси-матушке всякой сволочи с обычаем воровским да тяжелым — плюнуть некуда, а на лобном месте нынче торгуют паленой водкой и иным каким непотребством бесовским.

Наконец не ведающие усталости ноги занесли Савельева в уютный тупичок, где над входом в полуподвал заманчиво высветилась неоном вывеска: «Молодежное кафе „РАПСОДИЯ“», а из-за железных дверей доносились негромкая музыка и заливистый женский смех. Рванув тяжелую дверь на себя, Юрий Павлович пожаловал в заведение. Гардероба, как, впрочем, и сортира, молодежному кафе не полагалось. Пробравшись в полутьме небольшого, скупо освещенного помещения к стойке, ликвидатор, взгромоздившись на табурет, спросил буржуазного пива с чипсами.