Феликс Разумовский - Кара

Без стеснения заглянув в дамскую сумочку, Савельев на всякий случай запомнил данные паспорта Екатерины Викторовны Бондаренко и, бегло просматривая визиточницу, внезапно обнаружил среди ее страниц свою фотографию. Он даже не сразу понял, что на снимке запечатлен вовсе не он сам, а его двойник, Мишаня Берсеньев. Юрию Павловичу стало не по себе: ну просто одно лицо. Неудивительно, что и женщина, с которой тот спит, не смогла пока еще отличить своего партнера от совершенно постороннего мужчины. Однако расслабляться рано, недооценивать женскую интуицию нельзя, — в конце концов, самое главное еще впереди.

Между тем шум воды в ванной комнате затих, и едва Савельев, врубив какой-то музыкальный канал и откинувшись на диванные подушки, успел принять непринужденную позу, как, благоухая пряными ароматами, в дверях появилась Катя. Запахнутая в черный шелковый халатик, с оставленной узкой щелью неприкрытого тела до верхнего края чулок, также черных, в крупную сетку, она как бы невзначай уронила массажную щетку и, наклонившись за ней, продемонстрировала тонкую полоску ажурного золота от Диора.

— Твое полотенце уже в ванной. — С видом завоевательницы Катя опять нагнулась, на этот раз для того, чтобы вытащить откуда-то из недр телевизионной тумбы слегка початую бутылку клюквенного ликера.

— Иду, — хрипло отозвался Савельев и, чувствуя, как в который раз за вечер штаны стали нестерпимо тесными, энергично направился в ванную.

Долго задерживаться под струями теплого душа Юрий Павлович не стал — естество не позволяло. Пожалев, что не обзавелся привычкой повсюду таскать свою зубную щетку, он ополоснул все свои тридцать два зуба ментоловой пеной «пепсодента» и широко улыбнулся запотевшему зеркалу. Затем, наскоро обсушившись махровой зеленью китайского производства и оставляя на истертом паркете мокрые следы, воодушевленный киллер на мгновение застыл в дверях спальни, потому что увиденное впечатляло.

Раскинувшись в стиле классики «Плейбоя» по диагонали разобранного дивана, в одной руке Катя держала небрежно пузатый бокал с тягуче-кровавым содержимым, а другую эффектно откинула за голову. Верхний свет был погашен, и, за неимением интимной подсветки, сексуально-безупречное золото Диора ловило блики телевизора.

Крутилась, между прочим, порнуха, однако все внимание Савельева было обращено на партнершу, которая при виде его отставила недопитый бокал в сторону и, положив освободившуюся руку на пуговки своего комбидреса, застонала громко и призывно. Без промедления Юрий Павлович сорвал опоясывавшее его полотенце и поспешил на диван. Тем временем Катя, успевшая-таки расстегнуть пуговицы своего облачения, одним сильным движением опрокинула Савельева на спину. Не отрывая прищуренных глаз от его лица, она начала медленно опускаться на вздыбленную плоть Юрия Павловича. Она не спешила, и, ощущая, как натужно, сантиметр за сантиметром, он проникает в женское тело, Савельев судорожно выгнулся и внезапно понял, что это не он сейчас овладевает своей черноволосой знакомой, а она неторопливо и со знанием дела берет его. В голове его некстати пронеслось высказывание из Камасутры о том, что мужчина должен быть рабом женщины и исполнителем всех ее желаний. В это мгновение глаза Кати закрылись, тело сотрясла крупная дрожь, и из округлившихся губ вырвался громкий крик блаженства, который, забегая вперед, в эту ночь раздавался несчетное число раз. Скоро Юрий Павлович понял: в постели его новая знакомая напоминала скорее не кошку, а черную пантеру, решительную, неутомимую и вечно голодную.

Между тем кассета давно уже закончилась. Приподняв голову с мокрой от пота груди ликвидатора, Катя благодарно посмотрела ему в глаза:

— Знаешь, после этого твоего Амстердама ты стал какой-то другой, просто буйвол, — после чего с улыбкой направилась в ванную.

А Савельев, дождавшись, пока зашумит вода, принялся набирать номер справочной аэропорта.

— До вечера, солнце мое. — Поднявшийся ни свет ни заря Савельев чмокнул сладко спавшую Катю в теплое ушко и, быстро собравшись, захлопнул входную дверь — дел ему нынче предстояло немерено.