Сергей Самаров - Антишулер

«За что боролись?»

— Переодеть всех, — скомандовал полковник Генштаба. — В мешке одежда. Вот его, — ткнул пальцем в солдата, у которого было перевязано плечо, — под руки поведете, чтобы спотыкался. И ниже — матерь вашу! — носы… Поработайте актерами. Приказано всем сегодня — матерь вашу! — талантами стать. Вас снимать будут и на всю страну казать начнут. И даже на весь мир. Надо так себя — матерь вашу! — подать, чтобы людям вас жалко стало, как собственных детишек. Поняли задачу?

— Так точно, — вяло сказал сержант Львов.

А он ведь ночь не спал, как и я, но по другой причине. К съемкам готовился. Хотел выглядеть блестящим и великолепным, как новый никелированный чайник.

Мне же совсем не светила перспектива быть показанным на всю страну и даже за ее пределами. Пусть даже за это пообещают внести мое имя в аллею голливудских звезд. Могут увидеть те, кому видеть меня совсем не обязательно. И не обязательно знать, где я нахожусь. И потому я проявил инициативу, способную сохранить мою голову на плечах, где она за двадцать шесть лет весьма даже привыкла находиться.

— Сейчас мы, товарищ полковник, такой цирк устроим — ахнете… — я позволил себе даже засмеяться.

— Ну-ну, шулер… Кажи цирк, матерь вашу… — Полковник смеяться не желал, он вообще не понимал, по какому праву какой-то рядовой контрактник смеет быть веселым без приказа.

Подгоняемые суровыми взглядами высокого офицерства, мы быстро переоделись в окровавленное рванье, которое достали из мешка, специально для нас приготовленного. Наверное, с раненых сняли. Это в лучшем случае. В худшем, в морге с трупов. Я тут же забрался в аптечку, что красовалась на брезентовой стене, и стал обматывать себе голову бинтами. В итоге открытым остался только один разнесчастный глаз. Пыль и грязь от порога легко легла на ладони, а ладони растерли повязку. Теперь пусть попробуют узнать меня…

Матерь вашу!

— Годится… — невеселый полковник остался доволен. — Ты, оказывается, и в жизни такой же прохиндей. Ну-ну… Шулер…

Он отошел к столу, где второй полковник доставал из портфеля аппетитные бутерброды с осетриной и термос, а я поймал момент и воспользовался недавней ночной дружбой — ухватил за локоть не уехавшего еще капитана Касьянова, с которым мы уже прочно перешли на «ты». Игорный стол к подобному располагает.

— Скажи-ка мне, шулер фээсбушный, вы всегда так передергиваете карты, когда освобожденных пленных журналистам представляете?

— Ты думаешь, все солдаты могут играть в карты на твоем уровне? — вопросом на вопрос ответил он и посмотрел мне в единственный виднеющийся глаз. — Если бы ты не сорвал мне операцию, этих солдат освободили бы на три часа позже. И захватили бы в плен или, еще бы лучше, ухлопали на месте самого Алимхана. Ты меня чуть не лишил законной награды и очередного звания. Но я свое все равно получу. Понял?

Такое поймет даже вчерашний следователь военной прокуратуры. Я не понял другое. В этот раз в разговоре со мной капитан карты передергивает или нет? Ну да бог с ним. Я свою роль играть буду при любом раскладе. Чтобы никто меня не узнал.

— А вообще, — взгляд Касьянова вдруг грозно затуманился, упрямый подбородок почти прижался к груди, — это у меня была уже пятая «ходка» по ихним тылам. Три раза пленных выручал, один раз осуществлял захват группы авторитетных бандитов. В одиночку…

И в лице у него появилась такая жесткость, что я не пожелал бы встретиться с ним один на один не за карточным столом.

— И многих выручил?

— Одиннадцать человек.

— Здорово… — я искренне восхитился, и не моя вина, что мне не верят, когда я говорю правду. Не поверил и Касьянов, обиженно стрельнув глазами.

Цирк начался сразу за пологом палатки. Нас специально повели не армейским строем, а натуральной гражданской толпой. Чтобы естественнее выглядела наша измученность, изможденность и очевидная задолбанность. Впрочем, исключая меня, остальные действительно так выглядели. Я же просто не успел дойти до их кондиции. Не хватило у бандитов времени. И тем не менее я старался, проявлял, согласно приказу, талант. Даже иногда забинтованной головой подергивал не то от боли, не то от хронического испуга.

Вышли к большой палатке, в которой располагался пресс-центр группировки. Снимать нас начали еще на подходе. И фотографы, и операторы с тяжеленными профессиональными видеокамерами. Какая-то здоровенная веснушчатая деваха все совала мне в единственный доступный глаз микрофон с каким-то фирменным знаком, отчего моя забинтованная голова начинала дергаться сильнее. Очень эффектно дергалась. Словно я боялся, что деваха треснет меня микрофоном по израненной головушке. Это создавало впечатление, будто меня по ней часто и чувствительно били.