Максим Шахов - Мы те, которых нет

– А кто предки?

– Бесполезные люди. Преподаватели МГУ. Учат всякой ереси дураков-студентов и страшно гордятся этим.

– Нечем гордиться?

– А чем? Что фаршируют мозги ненужными знаниями толпам зомби, которых производит эта поганая страна? Они вчерашний день. Прикинь, до сих пор зудят, чтобы я была хорошей девушкой. Интересуются, когда я им представлю жениха. Это они МНЕ! – Она сняла туфлю и потерла ногой мою ногу.

– Так, родители у тебя московские интеллигенты старой закваски.

– Они самые. Я не оправдала их надежд. Вот моя сеструха – такая бессловесная овца, носки вяжет. Кто сейчас вяжет носки? А она вяжет. Ей нравится. Вот у нее все благородно. Молодой человек. Свадьба. Притащила родакам внука – такого сопливого крикливого уродца.

– Не любишь родственников?

– Это взаимное чувство. Сестра считает меня сукой. Я ее – дурой.

– Почему?

– Она может хотеть только то, что видит перед собой. Как ящерица – комар летит, слизнула и счастлива. Ей нужен телевизор, стиральная машина и дача с грядками. И шмотки.

– А ты?

– А я двигаюсь вперед. Им меня не понять никогда. – Зена посмотрела на часы. – А не пора ли нам перепихнуться, мой повелитель?

Мы затарились шампанским, клубникой, шоколадом и отправились на мою лежку.

Потом были сладостные минуты… Потом короткий сон. И снова…

Затем она курила, не стесняясь наготы, а выставляя ее напоказ. У нее была хорошая фигурка и совершенно необузданный нрав необъезженной лошади. Вряд ли она представляла, что женщина может быть ласковой, податливой. Вот взбрыкнуть – это быстро. Она искрилась энергией, оголенный высоковольтный провод.

– Ты не договорила, как попала во все это, – вернулся я к старой теме, устраиваясь поудобнее на диване.

– От скуки и обыденности. От майки с портретом Че Гевары. Восхищение мальчиками, способными на поступки. И стремление выделиться из стада.

– Для пятнадцати лет нормально.

– Мне было семнадцать, когда я втянулась. Теперь живу полной жизнью. Ловлю драйв. Но не это главное, Чак.

– А что?

– Нынешняя жизнь не оставляет нам никаких шансов. Для нас давно все определено. Институт, потом офис, сплетни, поездки в Турляндию.

– Тебе этого мало?

– Конечно. Все жирные куски расхватаны до нас. Вон, в девяностые были шансы подняться высоко. Взять, что тебе причитается. И те, кто тогда поднялся, теперь сделают все, чтобы нам не досталось ничего. Чтобы навечно – они наверху, а мы внизу.

– Это да.

– Меня это не устраивает. Поэтому я снесу их карточный домик.

– И готова для этого взрывать.

– Любой человек готов. Просто ханжи не хотят сами себе в этом признаться.

Она погрустнела, присела на кровать рядом со мной, положив руку мне на грудь. И произнесла вкрадчиво и немного потерянно:

– Но я боюсь.

– Чего?

– Не дожить… Мы реально можем попасться, Чак, – она помолчала и вдруг выдала: – Послезавтра мы взрываем три объекта.

– Мы? Я тоже?

– Афон тебе пока не доверяет. Будем я, Конан и еще один крендель – свободный художник, привлекаем, когда нужен большой бум. Посылочки оставим в супермаркете «Перекресток» в Подольске, на автобусной остановке на Северо-Западе Москвы и около управы «Останкинская».

– Это Афон нарезал фронт работы?

– Смеешься? Те, кто повыше. У них все просчитано. Это как увертюра. В определенный момент нужно извлечь определенный звук, чтобы возникла мелодия.

– Кантата террора.

– Мне страшно, Сережа. Мы слишком много на себя берем.

– Афон в курсе, что ты ведешь со мной такие разговоры?

– Ему незачем знать. Он посылает людей, может, на смерть. А я хочу жить. Помоги мне.

– Взорвать супермаркет?

– Сделать так, чтобы я ушла после теракта. Думаю, о тебе не зря говорят, что у тебя опыт.

– Ладно, – кивнул я. – Излагай условия задачи.

Она выложила все про время и место акции. Извлекла из сумочки и положила передо мной схемы. Я залез в Инет и нашел спутниковые фотографии местности.

– Все ясно, – кивнул я, прикинув. – Итак, врубайся, что тебе нужно, чтобы сделать работу и выжить.

Меня всегда считали асом тактического мышления. Так что расписал я ей действия подробно, по пунктам. Как отходить, как маскироваться, что делать потом. Где оставить смертельный груз.

Потом она ушла. А я остался один. Опустошенный и растерянный.

Что делать? Акция – десятки трупов. Возможно, не единственная ячейка, которая выйдет на тропу войны. А дальше – волна ужаса в стране и, как следствие – долгожданное введение чрезвычайного положения.