Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь

Кувалда привычно сдержал неразумный порыв, и через минуту от едва не овладевшей им жажды убийства не осталось и следа. Как все по-настоящему сильные люди, он был отходчив и незлопамятен. К тому же в отличие от уголовников, которые способны убить из-за неосторожно брошенного слова, он точно знал: слова не так уж много значат, чаще всего они просто сотрясение воздуха, на которое можно не обращать внимания.

Так, по крайней мере, старался думать майор внутренних войск Геннадий Головатый по прозвищу Кувалда. Хотя точно знал: именно его незлобивость и нежелание должным образом реагировать на словесные выпады заставляют того же Шара считать напарника тупым, как еловое бревно, – тупым настолько, что неспособен понять, когда над ним открыто издеваются. Как в поговорке: плюнь дураку в глаза, скажет – божья роса…

Погрузка не заняла много времени, и уже через полчаса на «Глории» начали выбирать якоря. Низкая, скошенная назад труба извергла в небо густой клуб черного дыма, вода за кормой вспенилась, забурлила, и судно плавно тронулось с места, разворачиваясь носом к выходу из бухты. Когда разворот закончился и «Глория» начала удаляться от берега, провисшие буксирные тросы натянулись, поднявшись над поверхностью воды. Вода в кильватере забурлила сильнее, и оставленные на берегу автомобили один за другим пришли в движение. «Уазик», стоявший боком к воде, развернулся на месте, вспахивая передними колесами гальку, покатился, сближаясь с тяжелым «Уралом», и с неслышным из-за большого расстояния лязгом прильнул к нему левым бортом. На гальку, пуская слепящих солнечных зайчиков, брызнули осколки разбитого бокового зеркала, погнутый кронштейн запрыгал по камням, оказавшись не в силах вспороть покрышку одного из огромных задних колес грузовика. Так, бок о бок, машины вкатились в воду. Более низкий «уазик» первым поднял бампером пенную волну; вода уже начала покрывать его капот, когда хищно скалящий стальные клыки решетки радиатора «Урал» тоже попробовал, какова на вкус морская соль. «Глория» постепенно набирала ход, бурлящая вода плеснула в ветровое стекло «уазика», и вдруг колеса обеих машин почти одновременно потеряли каменистое дно. Грузовик первый клюнул носом и стремительно нырнул, как утка, выискивающая кормежку в толще придонного ила. «Уазик» тонул немного медленнее, но, когда воздух нашел выход из-под вздувшегося пузырем брезентового тента, погрузился и он. Вода забурлила, по поверхности расплылись радужные пятна пролитого масла и горючего; стоявший на корме матрос одним поворотом рукоятки освободил тросы, и те, хлестнув по воде, мертвыми змеями ушли на дно.

– Лихо, – глядя в бинокль на берег, где не осталось ничего, кроме нескольких осколков зеркала да пропаханных колесами борозд, которые вскоре должен был слизать прилив, сказал Шар. – В своем репертуаре: концы в воду, и никаких следов.

– Вот я и думаю: на кой ляд ему мальчонка? – озадаченно пробормотал Кувалда.

– Дался тебе мальчонка. А зачем ему, по-твоему, этот щелкопер – жизнеописание составлять? И вообще, Кувалда, лучше уж ты совсем не думай. Тебе это вредно: того и гляди, мозги сломаешь, – зачехляя бинокль, сказал Шар.

– А знаешь, Саня, когда-нибудь я тебя все-таки убью, – пообещал Кувалда.

Конец фразы утонул в басовитом, оглушительном гудке, всполошившем гнездившихся в расщелинах скал чаек. «Глория» прошла прямо под наблюдательным постом Шара и Кувалды, держась так близко к берегу, что при желании напарники могли совершить удачную диверсию, сбросив с высоты на палубу обломок скалы весом в пару тонн.

– Что? – переспросил Шар, когда стих рев корабельной сирены.

– Я говорю, валить отсюда надо, пока я тут корни не пустил, – сказал Кувалда.

– Да, – для разнообразия не стал спорить Шар. – Смотреть больше не на что, надо сниматься. Свяжись с базой, передай, чтобы готовились выйти в море. Подождем до темноты и айда.

– Пиастры! – скрипучим голосом пиратского попугая прокаркал Кувалда.

– Гляди ты, какой грамотный, – поднявшись и отряхивая колени, хмыкнул Шар.

Повисшее над самой водой солнце простреливало кают-компанию навылет, как вражеский снайпер, и по просьбе Стрельникова Женька зашторил иллюминатор. Гул судовой машины не проникал в это шикарно обставленное, отделанное красным деревом, натуральной кожей и надраенной до зеркального блеска бронзой помещение, и теперь, когда плотная штора скрыла от глаз присутствующих ровную гладь океана, о том, что они находятся на борту идущего по морю судна, напоминало лишь легкое, едва заметное покачивание, сбивавшее тем не менее с толку вестибулярный аппарат.