Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь

Остров содрогнулся. Из многочисленных замаскированных входов в подземелье, о половине которых, возможно, не знал даже Ганин, одновременно с пушечным гулом и с такой же энергией выбросились густые серо-желтые клубы дыма и пыли, в которых, бешено вертясь, мелькали какие-то обломки. За первым подземным ударом последовал второй, за ним третий, склон за береговой батареей на глазах приподнялся, вспучился, пошел трещинами и начал в пыли, дыму и грохоте проседать, проваливаться внутрь себя. Под землей раздался новый удар, рушащийся склон снова подбросило вверх, затянув сплошной клубящейся пеленой, из которой летели и градом сыпались в бухту камни, кусты, переломанные, расщепленные деревья, ощетинившиеся ржавой арматурой куски бетона, бочки из-под горючего… Это напоминало пробуждение вулкана, но извержения не последовало: после серии слабеющих подземных взрывов, похожих на предсмертные конвульсии, канонада стихла, сменившись рассыпчатым грохотом, скрежетом и треском многочисленных обвалов и тяжелым уханьем многотонных глыб бетона и скальной породы, рушащихся в заполненные водой пустоты.

Когда прогремел первый взрыв, генерал Данилов, прервав беседу с Андреем, как раз отправился на поиски Женьки Соколкина, который не мог далеко убежать и своим неразумным поступком, по мнению его превосходительства, лишь ускорил приведение в исполнение вынесенного ему приговора. Услышав гулкий громовой раскат, генерал машинально обернулся. Таким образом, апокалипсическую картину разрушения он наблюдал с самого начала – увы, не до конца, поскольку траулеру тоже досталось, и притом весьма основательно. Вздыбленная мощным подземным толчком волна ударила суденышко в борт, едва не опрокинув. За первой волной пришли другие, и траулер заплясал на беснующейся воде, как дворовый пес на привязи, пытающийся оборвать цепь и убежать от проникшей во двор стаи голодных волков. Волны захлестывали палубу, как в разгар жестокого осеннего шторма, и пенными струями стекали обратно в море через шпигаты, унося с собой кровь, стреляные гильзы и мелкий сор. Сыплющиеся с неба обломки с лязгом барабанили по железу, стальные ребра шпангоутов протяжно скрипели и скрежетали под ударами разгулявшейся стихии. А когда все кончилось, Андрей обнаружил, что полулежит прибитый волнами к фальшборту в окружении водорослей, дохлой, оглушенной взрывами рыбы и рассыпавшихся по всей палубе золотых слитков, один из которых каким-то образом очутился у него на коленях. Чувствовал он себя при этом так, словно кто-то засунул его в барабан стиральной машины и хорошенько там прокрутил, стремясь отстирать до скрипа как снаружи, так и изнутри.

Траулер тяжело раскачивался на взбаламученной, беспорядочно плещущейся воде. Вокруг никого не было. Потом Андрей увидел Данилова, который, пошатываясь и опираясь рукой на все, что под нее подворачивалось, показался из-за массивного корпуса траловой лебедки. Знаменитой трости при нем не было, зато тринадцатизарядный браунинг с именной табличкой на рукояти никуда не делся, и Андрей разочарованно вздохнул: метеорит, о котором давеча насмешливо упомянул его превосходительство, прилетел-таки, но, к сожалению, ударил мимо цели.

– Что за чертовщина? – пьяно помотав головой, спросил господин генерал. – Какой болван ухитрился взорвать минный погреб?

– Какая разница? – устало отозвался Андрей. – Наказать его вы уже все равно не сможете. А золотишко-то плакало!

Генерал Данилов посмотрел на курящийся дымом и паром гигантский провал в склоне старого вулканического кратера и медленно, будто через силу, перевел взгляд на Андрея.

– Не понимаю, что вас так развеселило, – скрипучим, больным голосом признался он. – Труд и страдания миллионов людей, их пот и кровь – все утонуло, пошло прахом… Остался только этот мизер, – он кивнул на разбросанные по палубе слитки. – И это служит дополнительным аргументом в пользу вашей смерти. Целое лучше части, а часть лучше, чем ничего. И если я не собирался делить с вами целое, то уж часть, особенно такую ничтожную, не намерен делить и подавно. Так что не обессудьте, Андрей Юрьевич.

Он поднял пистолет, направив его Андрею в лицо. Липский заметил, что у него дрожит рука, но даже не успел этому обрадоваться: генерал в два счета справился со слабостью, дрожь прекратилась, и неподвижное черное дуло слепо уставилось на Андрея своим пустым зрачком.

Когда ударил выстрел, Андрей не сумел совладать с рефлексом и зажмурился. Возникшее в ту же секунду подозрение, что здесь явно что-то не так, заставило его снова открыть глаза. Он увидел Данилова, который, согнувшись пополам и держась за правый бок, стоял прямо перед ним на подгибающихся ногах, и Женьку Соколкина с дымящимся автоматом без рожка в руках.