Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь

– Все так, – сдержанно согласился Андрей. – Только я что-то не пойму, куда вы клоните. Даже если под впечатлением от последних событий я и передумал, соскочить теперь все равно не удастся.

– Соскочить, – раздумчиво повторил Стрельников. – А вы заметили, насколько глубоко уголовный жаргон проник в словарный запас законопослушных, вполне себе интеллигентных россиян?

– Вашими молитвами, – буркнул Андрей. – В этой стране половина населения уже отсидела, а вторая готова сесть в любой момент. Вы, насколько я понимаю, в свое время активно приложили к этому руку. И вы же теперь удивляетесь.

– Не ершитесь, Андрей Юрьевич, – попросил Стрельников. – Чем старательнее вы демонстрируете зубы, тем сильнее кажется, что вы меня просто-напросто боитесь.

– Не боюсь, – сказал Андрей, зная, что лжет, и оттого злясь намного сильнее, чем следовало бы. – Просто опасаюсь. Это как с электрическим током: бояться его глупо, но еще глупее хвататься за оголенный провод, чтобы доказать окружающим, какой ты смельчак.

– В высшей степени разумная позиция, – одобрил Стрельников. – Только… – Он оборвал себя и какое-то время молчал, глубоко затягиваясь сигарой. Дым быстро таял в прозрачном утреннем воздухе, частично забивая тяжелый, кислый дух тротиловой гари, которым разило из многочисленных воронок. – Вот вы спросили, к чему я клоню, – снова заговорил Виктор Павлович. – То есть, иначе говоря, что за игру я веду, в чем тут подвох. А подвоха-то никакого и нет! Просто я, как приличный человек, чувствую ответственность за то, что втравил вас и в особенности нашего юного друга в это приключение, которое с большой степенью вероятности может закончиться крайне нежелательным для нас образом.

– Об этом следовало думать раньше, – сказал Андрей. В руках у него была жестяная кружка с чаем. Чай уже немного остыл, больше не грозя ошпарить пищевод сверху донизу, и Липский сделал большой глоток. Чай оказался крепким и чересчур сладким; он ощутимо отдавал березовым веником, воскрешая в памяти времена срочной службы и наводя на мысль, что интенданты силовых структур закупают для своих продовольственных складов какой-то особый, нигде более не используемый сорт чайного листа. – Меня лично никто сюда на аркане не тащил, а что до Евгения, то тут я полностью разделяю вашу точку зрения: как бы горячо ни было здесь, в Москве он находился бы в куда большей опасности. В его случае вся вина лежит на этом старом подонке Прохорове. С того момента, как он передал мальчишке карту, судьба парня была предопределена так же верно, как если бы он очутился в пионерском лагере где-нибудь под Брестом в июне сорок первого. И то обстоятельство, что миллионы его сверстников живут, не зная горя, в полном достатке и без малейшего намека на какую-то угрозу их жизни и здоровью, ничегошеньки для него лично не меняет. Кроме того, есть еще и другие – в Афганистане, в Африке… да и в России, если уж на то пошло.

– М-да, – неопределенно молвил Виктор Павлович.

Под воздействием этого коротенького междометия с Андрея мигом слетел весь ораторский пыл.

– К сожалению, – сказал он, – для матери парня все эти аргументы не стоят выеденного яйца. Если она узнает, если только заподозрит, как на самом деле выглядела эта летняя увеселительная прогулка, это будет… Нет, я даже думать боюсь, что это будет.

– Мне бы ваши проблемы, – усмехнулся Стрельников. – Поверьте, думать сейчас следует не об этом. С учетом обстоятельств, боюсь, неприятное объяснение с госпожой Соколкиной – самая меньшая из неприятностей, которые нас с вами подстерегают. Разговор о терзающих меня угрызениях совести затеян не напрасно. Я совершил главную, роковую ошибку, на протяжении истории человечества сгубившую сотни армий и полководцев: недооценил противника. В результате мы имеем то, что имеем: плотное кольцо осады, минимум боеприпасов и продовольствия и полное отсутствие путей отхода. На их стороне численное превосходство, они лучше экипированы – отчасти за наш счет, поскольку основная часть нашего снаряжения, оставленная на берегу бухты, несомненно, захвачена ими в качестве трофеев. У них есть все – минометы, продовольствие, полная свобода передвижений, а у нас не осталось даже корабля, на котором мы могли бы покинуть эту кучу булыжников. Им вовсе не обязательно снова идти на штурм, они могут просто сидеть, попивая спирт, и ждать, когда мы перемрем от голода. И долго ждать им, увы, не придется.

Андрей помедлил с ответом, потягивая чай и оглядываясь по сторонам. Небо окончательно очистилось от утренней дымки, приобретя тот жизнерадостный ярко-голубой цвет, который можно увидеть только весной и в самом начале лета. Солнце светило на полную мощность и основательно пригревало. Изрытая оставленными минометным обстрелом воронками верхушка Меча Самурая напоминала участок лунной поверхности. Трофейная и похоронная команды уже заканчивали свою невеселую работу. Трофеев было немного: отступая, атакующие постарались унести с собой оружие своих убитых товарищей, чтобы осажденные не могли им воспользоваться. Убитых, к слову, тоже оказалось не так много, как показалось в горячке боя Андрею. Противник потерял пятерых; в бункере «двухсотых» оказалось всего двое, и еще четверо, включая Стрельникова, получили незначительные ранения – результат, который, с учетом количества израсходованных боеприпасов и плотности огня, показался Андрею неправдоподобно мизерным.