Андрей Воронин - Спасатель. Серые волки

Арка была сводчатая, длинная, как тоннель, и такая же темная. Войдя в нее, Дмитрий вынул из-за пазухи руку с револьвером. Устье арки впереди напоминало взятую в полуовальную темную раму картину художника-минималиста: размытое пятно электрического света от горящего во дворе фонаря и на его фоне – темная, одинокая, ссутуленная фигура идущего навстречу своей незавидной судьбе человека.

Услышав за спиной шаги, Липский обернулся: он явно был настороже и ожидал чего-нибудь в этом роде. Однако профессионалом он не являлся и рефлексы имел обычные, среднестатистические – можно сказать, обывательские. Поэтому, как бы тщательно он ни готовился к отражению возможной атаки, руки у него, когда он обернулся, все еще были пусты.

А зря.

Липский обладал нормальным человеческим зрением и, оглянувшись, тоже увидел у себя за спиной один лишь темный, лишенный деталей силуэт. К тому же Кошевой в целях конспирации сменил стиль одежды и даже постригся, пожертвовав своей роскошной седеющей гривой. И все же господин блогер его узнал.

– Не думал, что это будешь ты, – сказал он, и его голос разбудил невнятное эхо под каменным сводом арки.

– Глупо получилось, – искренне сказал Кошевой, лаская кончиком пальца спусковой крючок. – Поверь, я не хотел ее убивать, это вышло совершенно случайно.

– Я знаю, – сказал Липский. – За нее тебе наверняка не заплатили.

– Как и за тебя. Это как с костяшками домино: тронь одну – повалятся все. Мне действительно очень жаль.

Это была правда, как и то, что Липский оказался достоин уважения. Он не падал на колени, не лебезил, выклянчивая жизнь, и даже не пытался бежать. От места, где он стоял, до устья арки было метров пять или шесть, что автоматически сводило его шансы добежать живым до угла и скрыться с линии огня к нулю. Понять это было нетрудно, а вот совладать с инстинктом самосохранения и суметь спокойно, с достоинством принять неизбежное – это, товарищи, надо уметь. Липский это умел, и Дмитрий Кошевой в действительности испытывал острое сожаление – как всегда, когда по воле обстоятельств бывал вынужден нанести очередной удар по и без того оскудевшему генофонду европеоидной расы.

Андрею вдруг стало почти смешно. Он стоял в темной подворотне и мило беседовал с убийцей Лизы. Приготовленный для этого клоуна с замашками рок-звезды пистолет лежал под рукой, в висящей на плече сумке, по соседству с завернутой в два слоя фольги и целлофана жареной курицей. Сквозь одежду Андрей ощущал исходящее от сумки тепло, вдыхал источаемый ее содержимым вкусный аромат румяной, поджаристой корочки; сумка была расстегнута, и, скашивая взгляд, он видел внутри тусклый блеск выглядывающей из-под свертка с курицей вороненой рукоятки. На то, чтобы выхватить и взвести пистолет, хватило бы секунды, но секунды у него не было – о нет, только не с этим противником!

– Прости, – сказал Кошевой, поднимая револьвер, – ничего личного.

– По-моему, как раз наоборот: ничего, кроме личного, – поправил Андрей, потихонечку поднимая правую руку, чтобы напоследок хотя бы попытаться выхватить пистолет.

– Верно подмечено, – согласился Кошевой. – Но, увы, ничего не меняет.

В следующее мгновение Андрей Липский почувствовал себя героем древнегреческой пьесы – надо полагать, трагедии, поскольку даже древний грек вряд ли усмотрел бы в ситуации повод для веселья. Тогдашние драматурги по неопытности и ввиду отсутствия разработанной и выверенной на протяжении тысячелетий теории драматургии частенько загоняли своих героев в абсолютно безвыходные положения. Для благополучного достижения хеппи-энда, который в те далекие времена считался обязательным, эти бородатые ловкачи придумали прием, получивший название «бог из машины». В кульминационный момент, когда зрителям становилось ясно, что герою крышка и что зло вот-вот восторжествует над добром, откуда ни возьмись на сцене появлялся какой-нибудь представитель греческого пантеона – спускался сверху на канатах или, напротив, вылезал из-под сцены, лупил злодея по кучерявой башке деревянной молнией, протыкал каким-нибудь трезубцем и восстанавливал статус-кво, зычным басом напутствуя героя на новые подвиги.

Именно так все и вышло. Причем бог появился именно из машины – бледно-серой «лады» одиннадцатой модели, которая, взвизгнув на повороте покрышками, вдруг влетела с улицы в арку и резко затормозила.

– Эй, Хохол! – окликнул кто-то отпрянувшего к стене Кошевого. – Тебе передали при…