Андрей Воронин - Слепой. Кровь сталкера

– Езжай за мной!

– Ну вот, – кивнул Слепой, вернувшись к шведам и Лизе, – теперь нужна…

– Попутка! – поспешил закончить Ганс.

– Подождем, пока отъедет автобус, – сказал Слепой, прислушиваясь к шуму на шоссе.

Уже устроившись в «ауди», с водителем которой Слепой смог быстро договориться, Ганс удовлетворенно кивнул:

– Это хорошо, что вы нам помогаете. Это правильно.

До Гомеля они действительно доехали быстрее, чем автобус. Слепой отвел шведов и Лизу в тихое кафе неподалеку, предупредив Лизу, чтобы они старались не попадаться на глаза Сукманову и Дарье, на что Лиза лишь пожала плечами:

– Да у меня сложилось впечатление, что они будут только рады, что шведы от них убежали. Деньги же заплачены. А кому хочется возиться с иностранцами? Даже если, как вы выражаетесь, они их хвост, следят за их передвижением, теперь у них есть отличная отмазка – шведы сбежали.

Слепой покачал головой, а сам вернулся на автовокзал, и, когда автобус подъехал и все, включая Дарью и Сукманова, которые действительно, похоже, не собирались никого искать, разошлись, не став никого просить, сам подошел к водителю и забрал вещи. Теперь нужно было как можно скорее добраться до Москвы.

Генералу Потапчуку весьма не нравилось, что ни Лиза Чернявская, помочь которой он поручил Слепому, ни сам Слепой не дают о себе знать. Каждый день, приходя в больницу проведывать жену Чернявского, мать Лизы, он старательно прятал от нее глаза. История срочной командировки, куда он якобы отправил Лизу, не прошла. Лизина мать уже на второй день вздохнула и сказала:

– Да я уверена, что Лиза отправилась на поиски отца. Можете мне сказать правду.

Она еще раз вздохнула и добавила:

– И еще я знаю, я чувствую, что его нет в живых…

Потапчук сразу понял, кого она имеет в виду, но не стал сосредотачивать на этом внимание.

– Все будет хорошо, все будет хорошо… – пробормотал он.

И теперь, прохаживаясь по кабинету, он снова и снова, уже сам себе почти вслух повторял:

– Все будет хорошо, все будет хорошо…

Знакомые часто говорили ему, что с годами он становится все больше похож на скромного школьного учителя, в меру строгого, в меру доброго и, главное, хронически интеллигентного. Очки в недорогой оправе, потертый портфель, недорогая, но всегда аккуратная одежда отлично дополняли образ. Имидж скромного школьного учителя позволял генералу Потапчуку при выполнении заданий находиться там, где молодой, с твердым подбородком и резким из-под бровей взглядом сотрудник ФСБ сразу привлек бы внимание. А на него просто не обращали внимания и никак никогда не ожидали сопротивления. Когда они встречались со Слепым в людных местах, тот, хотя тоже обычно одевался скромно и демократично, выглядел как вполне успешный предприниматель или руководитель средней руки, бывший ученик или сын пенсионера-учителя. На такие пары тоже обычно никто не обращает внимания.

В больнице его тоже принимали за учителя. А мать Лизы, которая всю жизнь прожила с человеком-сказочником, как она в шутку называла всех фээсбэшников, не разубеждала ни врачей, ни соседок по палате. Других она не разубеждала, но сама-то всех и все видела насквозь. И то, что в последний раз она вдруг заговорила о том, что генерала Чернявского нет в живых, Потапчука очень встревожило. В последнее время Потапчук из-за проблем со здоровьем чаще занимался кабинетной работой, координировал деятельность агентов, консультировал молодых специалистов. Он давно хотел совсем уйти от дел, но начальство, как это не раз ему повторяли, не могло обойтись без его опыта.

Из задумчивости Потапчука вывел капитан Чадов, который, постучав, решительно вошел в его кабинет.

– Товарищ генерал, у меня проблема. Вы говорили, если что, к вам можно обратиться.

– Да-да, заходи! – кивнул Потапчук и выдвинул из-за стола стул: – Садись.

За годы службы он многих повидал молодых, да ранних, в том числе лощеных выпускников вузов, которые, приходя на службу к ним в ведомство, старались спрятать свою неуверенность и робость за напускной деловитостью и даже порой хамоватостью. Однако стоило им заняться реальной работой, как они начинали тушеваться, теряться и страшно злиться. В этом отношении те, кто пришел к ним в ведомство после службы в армии, а теперь очень часто прямо из горячих точек, были, как ни удивительно, более адекватными. Они могли и сорваться, покричать, нахамить, но в неординарной ситуации ориентировались гораздо лучше и пожилых людей уважали. Один из парней, который пришел к ним на службу после серьезного ранения в горячей точке, признался: «Уважать стариков меня научил Кавказ. Мне иногда кажется, что именно эти их старики, мудрые и седые, как горы, и делают этих горячих парней непобедимыми. Их совет и их слово там – закон». А этот желторотый капитан Чадов еще несколько дней назад раздраженно кричал: «Как можно работать в таком ведомстве и не владеть компьютером! Отстал, так сиди на даче и выращивай кабачки», а ведь их, стариков, и правда практически не осталось: кто дожил, сидят по дачам, разводят пчел и выращивают кабачки. И вот теперь этот Чадов едва ли не заискивающе пытается заглянуть ему в глаза и, надо полагать, готов прислушаться к любому его совету.