Владимир Угрюмов - Дикий

Возвращаюсь на Сумскую и тащу все это барахло наверх.

Из ванной слышно, как плещется вода.

— Это я! — кричу от дверей.

Дверь в ванной приоткрывается, и в щели показывается мокрая девичья головка.

— Здравствуйте, — говорит Света смущенно. — Ничего, что я опять воспользовалась вашей ванной?

— Конечно, пользуйся, — смеюсь я.

Дверь закрывается. Я Отношу к ней в комнату покупки и иду на кухню готовить завтрак. Света скоро появляется, закутанная в мой халат.

— Ничего, что я воспользовалась вашей вещью? — спрашивает она. — У меня все такое рваное.

— Не очень хорошо, конечно. Все-таки оденься в свое.

Она покорно и печально идет в свою комнату, и через мгновение до меня доносится радостно-удивленный вопрос:

— Что это?!

Я иду к ней. Стою в дверях и посмеиваюсь. Она в радостном недоумении перебирает вещи.

— Это ведь все очень дорого. Мне никогда не вернуть деньги.

— Вернешь, когда выйдешь замуж за миллионера.

Она смеется. И я смеюсь. Я возвращаюсь на кухню и мою посуду. После стою возле окна и курю.

Появляется Света в новой одежде. Да! Теперь это не бедная девушка из техникума, а просто топ-модель с обложки модного журнала. Все-таки хорошая одежда нужна человеку. Она может улучшить даже то, что хорошо и так, от природы. Это я о девушке. Много всяких девушек бродит по земле. Лика, Вика, теперь Света. И всех надо любить…

— Да, — говорю я честно, — теперь мне остается только в тебя влюбиться. Прямо как в кино: он ее спас, она его полюбила. Или он ее полюбил.

Света несколько смущается, но не очень.

Я отвожу ее в общежитие. Она всю дорогу молчит. Мы прощаемся, и я не предлагаю ей встретиться, хотя мне бы этого хотелось. Все должно само получиться. Или не получиться. Света тоже, видимо, ожидала, что я предложу еще встретиться, но, не дождавшись предложения, расстраивается. Это заметно. Я достаю на ощупь из кармана пару стодолларовых купюр и быстрым движением засовываю ей в сумочку. Она пытается отказываться, но я говорю, что ее спаситель имеет право на некоторые прихоти. Света согласно кивает. Достаю ручку и блокнот, записываю свой номер телефона, поясняю свои действия — будут, мол, сложности, звони.

— А теперь поцелуй дядю в щеку и иди.

Она целует и выходит из машины. Делает несколько шагов, оборачивается и машет рукой. Я наклоняюсь к правой дверце, чуть приоткрываю и кричу ей:

— Если просто захочется поболтать, тоже звони!

Она радостно улыбается моему предложению и убегает, скрывается в дверях общаги.

Хватит лирики. Лирики капитализма. Что там у нас на сегодня? Сегодня у нас по плану разборки с местным рэкетом. Пользуйтесь, парни, моментом! Сегодня у меня хорошее настроение, доброе. Сегодня бы дикостей не хотелось.

Еду по известному мне адресу. У подъезда дома стоит знакомый мне по описанию «мерс». Тачка моего клиента, лидера салтовской группировки. Входы-выходы я вчера изучил. Торможу машину чуть в сторонке, выхожу, быстро оглядываюсь и иду к парадной, поднимаюсь на четвертый этаж — здесь клиент живет. Поднимаюсь еще на один лестничный пролет и приготавливаюсь ждать, ждать и ждать. Главное, уметь ждать и не суетиться. И главное, глаза не мозолить соседям, если те начнут по лестнице бродить. Но сегодня выходной, и народ еще сидит по квартирам, чаи гоняет или опохмеляется. Не успеваю я так подумать, как дверь на четвертом этаже открывается и из нее появляется знакомая мне рожа лидера. Он одет в толстое кожаное пальто с меховым воротником. Он громко сморкается в носовой платок и останавливается возле лифта. Он выходит один. Правильный, однако, поступок… Дверь лифта открывается, и сопливый входит в нее. Я, перепрыгивая через ступеньки, успеваю заскочить за ним в кабину лифта, а заскочив, с разбега бью сопливому ребром ладони по горлу. Шарф, я чувствую, несколько смягчает удар, но в клубе «Олимп» на Моховой улице меня все-таки правильно учили. Смягчает, да не очень. Тело обмякает и начинает сползать на пол. Нет, это ты рано сползаешь. Наваливаюсь плечом на сопливого так, чтобы он не упал, а свободной рукой нажимаю на кнопку «стоп». Лифт останавливается. Теперь обе руки свободны. Хватаю ими сопливую башку и резко поворачиваю ее по часовой стрелке. Позвонки хрустят так, как надо. Теперь это не сопливый лидер Салтовки, а просто покойник. Нажимаю на кнопку «4». Лифт поднимается обратно. Дверь открывается. Подтаскиваю тело к двери и кладу на бетонный пол. Мудак — это не Буревестник, это труп.

Спускаюсь на улицу, сажусь в тачку и уезжаю домой на Сумскую. Никто меня не видел.