Владимир Угрюмов - Дикий

«Что это! — опять начинаю думать. — Накололи? Подставили? Сейчас со всех сторон полетят свинцовые птенцы?»

Пробегаю по лестнице вниз — и в дверь. Прыгаю за собачью будку и падаю на землю. Псина в будке даже не дышит от страха. Жду. Целюсь. Жду. Хорошо, когда видишь во тьме. Тишина вокруг. Тишина может получиться и с людьми, но эта тишина пустая. Перебегаю вдоль сараюги к забору обратно и запрыгиваю на него. В кустах под забором шевелится что-то. Палец тут же сдвигается на полсантиметра.

— Босс, это я, — доносится шепот.

Спрыгиваю и кричу шепотом в ответ:

— Ты что здесь делаешь, идиот? Я б тебя сейчас завалил.

— Здесь никого нет, кажется?

— Никого. Смотрим следующий. Может, подстава?

— Все может случиться.

— И поэтому тоже держись подальше. Тебе все равно, даже если меня грохнут, надо выбраться и сказать Анверу, что нас подставили. Вали к машине и через час, даже если стрельбы не услышишь, уезжай. Обещаешь?

— Обещаю, босс.

— И еще…

— Слушаю, босс.

— Если что… Сам придумаешь, как Лике сказать. Понял?

Леха пытается протестовать, но я гоню его прочь. Не надо никаких нежных чувств. Это не Брестская крепость и Бородинская битва. Обычная бандитская быль. Смотрю, как Леха скрывается в проулке.

Может, теперь все видят в темноте? После Чернобыля? Все бывает. Скольжу вдоль заборов и перебегаю улицу. Вот и нужный мне дом со светом на втором этаже. Заглядываю во двор сквозь штакетник. Машин во дворе нет, только темный силуэт посередине. Это псина здоровая, готовая грызть чужих. Достаю револьвер и наворачиваю глушитель. Бью в животное три раза, и псина мягко, как-то игрушечно валится на землю. Свинчиваю глушитель и убираю револьвер. Снова беру в ладонь ТТ с глушаком — это для массового отстрела. Заборы мне не преграда — через секунду приземляюсь во дворе. Смотрю вокруг, словно прибор ночного видения, прислушиваюсь. Пусто и тихо. Левой рукой достаю запасную обойму и крадусь к дверям. Пробую толкнуть указательным пальцем — заперто. Мудаки, но не полные. На девяносто процентов только. Опять на цыпочках прокрадываюсь вокруг дома. Вот и открытая форточка. Заглядываю аккуратно — в комнате нет никого. Мудаки они все-таки на девяносто девять процентов… Все это мы уже проходили. Через минуту спрыгиваю с подоконника. Половица скрипит и затыкается. Второй дубль, как в кино, только собака другая… Выглядываю осторожно в коридор и делаю шаг. Второй делаю шаг и третий. В комнате напротив пусто и в следующей — никого. Заглядываю в следующую дверь — есть! На диванчике одетым спит мордатый мужчина. Рядом с ним также спит автомат Калашникова. Мудак, он и в Африке мудак… Подхожу на цыпочках и забираю автомат, перекидываю ремень через голову. Направляю ТТ мудаку в лоб и бужу пинком. Мудак пытается вскочить, но, ткнувшись башкой о ствол, ложится обратно.

— Тихо, — шепотом кричу охраннику. — Один звук — и ты покойник.

Тот только глазами моргает. Глаза у него круглые и как будто плоские, как у филина.

— Сколько еще людей в доме? — спрашиваю. — Кто такие?

Мудак сглатывает слюну и шепчет в ответ:

— Шефы. Двое наверху. И еще братва. Двое в охране. Тоже наверху.

— Молодец. — Простая мысль приходит ко мне, и я решаю попробовать. — Дом окружен. Если через двадцать минут я не вернусь или будут выстрелы, то все равно вам конец. Но мы вас убивать не хотим. Ваши шефы перешли у канала черту и будут наказаны. Жить хочешь?

— Да, да, — задергал головой мудило. — Жить хочу. Очень хочу.

— Тогда позовешь охрану вниз. Сам придумай. Хоть чай пить, хоть в карты играть. Когда спустишься, то скажешь, чтобы не дергались. Забери обратно. — Я протягиваю мужику «Калашникова», и тот удивленно берет оружие.

Уходит. Слышу, как скрипит дерево. За такой эксперимент могут сделать из меня решето. Прижимаюсь к стене за шкафом. Слышу, как тяжело спускаются охранники вниз. Появляются. Стволы автоматов смотрят в пол.

— Добрый вечер, — говорю и забираю оружие. — Присаживайтесь. То есть ложитесь.

Парни покорно ложатся на пол и складывают руки на спине. Выдергиваю у каждого брючный ремень и связываю кисти рук.

Теперь я поднимаюсь наверх, останавливаюсь в небольшом тамбуре возле двери. Палец уже соскучился по курку. «Подожди немного, подожди, — мысленно говорю ему. — Сейчас». Делаю вдох-выдох и врываюсь в комнату. Будущие покойники сидят и играют в карты. Край сознания ухватывает зеленое сукно старинного столика, стопку долларов и даму червей. А под ней «десятка» — десять красных, кровавых сердец. Палец уже давит и давит. В сердце, в лоб, еще в сердце и в лоб другому. Такая вот тихая война. Тэтэшка пукает, мозги разлетаются вдребезги — но тихо; оба гада дохнут, не успев и слова сказать. Тихая скучная мясорубка. Даже не соколиная охота. Просто ястреб птенцов поклевал.