Владимир Угрюмов - Дикий

…Море ползет сантиметр за сантиметром. И оно тоже хочет отобрать. Пусть попробует только. Чайки, буревестники, альбатросы — пожиратели падали и нечистот — кричат и каркают вокруг меня. И семеро простреленных торговцев, вся их замороженная-размороженная рыба тут. Все они хотят миллионов, но миллионов меньше, чем их… Я протянул руки — вместо ладоней увидел трехпалые лапы и когти. Тонкие птичьи костяшки, сильные и дикие. Море, чайки, трупы! Кокаина вам не будет никогда. Долларов вам не будет никогда. Ничего вам не будет никогда. Потому что дикая птица, ставшая человеком, — это еще страшнее, чем человек, и страшнее, чем птица…

Сон забывается сразу, но голова с утра раскалывается. В окне уже распустился теплый осенний день. Леха ковыряется в моторе. Похоже, он так никуда и не уехал.

— Эй, бодигард, иди кофе пить! — кричу.

— Как вы меня назвали, босс? Я не понял. — Парень стоит в дверях, большой и комфортный, словно пеликан.

— Бодигард, — повторяю я. — Телохранитель по-английски.

— Да, босс, — соглашается он.

Мы пьем кофе и съедаем по паре сладких рогаликов. Их испекла для меня вчера Лика. Оса, тяжелая и шумная, залетает в окно и, покружив, возвращается на свободу.

— Если ты меня пасешь, Леха, то это только потеря времени. — Смотрю ему в лицо цепко, но вижу только простую пеликанью обиду.

— Что вы, босс! Я буду последней сукой! Можете меня сразу пристрелить!

— Сразу, — ворчу я. — Насмотрелся американского кино… Впрочем, ловлю на слове… Тебе дома-то показаться не надо? Мать, отец… Я не знаю… Еще кто?

Леха мотает головой отрицательно.

Скоро приезжает Анвер и начинают подтягиваться его парни. Похоже, этот дом становится штабом местных «войсковых» соединений.

— Мне сегодня надо смотаться в Евпаторию, — говорю Анверу, когда мы остаемся одни.

Тот никак не реагирует, только спрашивает:

— Нужны парни для прикрытия?

— Возьму только Леху с машиной. И еще. Если на дороге шмонать станут, то лучше б заранее револьвер в машине спрятать. Посоветуй.

Анвер кивает понимающе и зовет Леху. Объясняет ему насчет тайника. Я отдаю револьвер бодигарду, а тот, дурак, счастлив. Хороший парень. Теперь я отвечаю за него.

— Сегодня у нас стрелка, — говорит Анвер, когда Леха уходит. — Заправилы из соседнего района. Хочешь поприсутствовать?

— Стрелка мирная? Как считаешь? — интересуюсь. — Я же ваших дел еще не знаю.

Анвер разводит руками неопределенно:

— Надеюсь, что мирная. Встречаемся мы с ними на канале. Я тебе план начерчу, хотя Леха знает место.

Мы молчим и пьем кофе.

— Ты отправь на место встречи группу ребят с оружием. Часа за полтора. Пусть они устроятся незаметно и возьмут под контроль все подходы и дорогу.

— Так и сделаем, — соглашается Анвер и идет во двор отдавать приказания.

Я нахожу Леху и спрашиваю — как далеко до канала ехать? Оказывается, близко. На тачке полчаса. У нас еще есть время для того, чтобы позавтракать у Лики в кафе.

— После канала поедем в Евпаторию, — говорю я.

— Есть, босс!

…Все-таки Леха — отличный водитель, думаю я, когда мы несемся по дороге на место встречи. Он мастерски вписывается в повороты. Ведет машину смело и одновременно осторожно… Все-таки Лика — отличная девушка, думаю я, когда Леха сворачивает с шоссейной дороги на грунтовку, — нежная, мягкая, нежная соловушка… В моей руке коробка из-под обуви. В коробке две обоймы к ТТ и куча патронов россыпью, засунутые в стоптанные мокасины. Это Анвер передал мне через Леху.

По грунтовке мы добираемся до лесополосы. Теперь и до канала рукой подать.

— Мы опаздываем, — начинаю я, но не успеваю договорить.

Знойный день рассекает звук, и я понимаю, что это выстрел. И еще. Стреляют за холмом. Теперь уже хватит думать. Рывком открываю дверь и вываливаюсь на дорогу. Достаю револьвер, передергиваю затвор, кричу Лехе:

— На тебе тачка! Ляг у обочины! Оставайся живым! — и бегу к холму, к деревьям, растущим перед ним.

Прыжок, еще один. Из-под подошв выкатываются камешки. Нога скользит, я падаю лицом в пыль. Успеваю уловить горьковатый запах полыни, поднимаюсь, бегу, перепрыгиваю через кочки и ямки. Долго, секунд десять, очень долго взбегаю на холм. А за ним — еще несколько пистолетных выстрелов. Вот и короткие автоматные очереди начинают долбить воздух. Сейчас танки, блядь, поедут.

— Конец Анверу! Конец мне! — кричу. — Нет еще, бляди, не конец!

На вершине холма я падаю в пыль и осматриваюсь. На берегу канала стоят знакомые джанкойские тачки — две «шестерки» и белая «девятка» Анвера. Правее сразу пять чужих машин. Джанкойские парни прячутся за колесами. Только Анвера отчего-то не видно. Неужели?!