Владимир Угрюмов - Дикий

— Тот немного не в себе! Не ожидал, похоже, что все произойдет так быстро и так… — Андрей подыскивает слово. — Что все произойдет так эффективно!

— Повод ему о себе задуматься.

— Да! Он даже немного заискивать начал. «Папа» головой ручается за свою бригаду и за порядок в городе.

— Головой — это правильно…

Я вешаю трубку и иду в ванную. Включаю воду и долго держу ладонь под струей, жду, когда вода нагреется. Ложусь в ванну и дремлю, слушаю шум воды, чувствую — она поднимается миллиметр за миллиметром и приятно греет тело. Сегодня в ночь я планирую выехать в Киев. Но время еще есть. Для горячей ванны времени до фига…

Мышцы болят. Я тренирую их, приседаю, стоя у окна и держась за батарею. А за окном виден двор. Снег сошел уже, моросит дождь. Самое гнилое время. Ложусь на диван и раскрываю книгу. Книг начитался я за это последнее время! В моих руках книга про Пушкина — и вот что в ней написано:

«Пушкин первый подошел к барьеру и, остановясь, начал наводить пистолет. Но в это время Дантес, не дойдя до барьера одного шага, выстрелил, и Пушкин, падая, сказал:

— Мне кажется, что у меня раздроблена ляжка.

Секунданты бросились к нему, и, когда Дантес намеревался сделать то же, Пушкин удержал его словами:

— Подождите, у меня еще достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел.

Дантес остановился у барьера и ждал, прикрыв грудь правою рукою.

При падении Пушкина пистолет его попал в снег, и поэтому Данзас подал ему другой.

Приподнявшись несколько и опершись на левую руку, Пушкин выстрелил.

Дантес упал.

На вопрос Пушкина у Дантеса, куда он ранен, Дантес отвечал:

— Я думаю, что я ранен в грудь.

— Браво! — вскрикнул Пушкин и бросил пистолет в сторону».

Откладываю книгу и закрываю глаза. Это читать просто невозможно! Дворяне! Когда что-то делаешь, то главное — результат. Пушкина и его жену оскорбили, а за такой базар надо отвечать. Глушаков и АКМов тогда не придумали еще. Тачек не было. Но и охраняли Дантеса слабо, сигнализации тоже не имелось. Я бы взял десяток заряженных пистолетов, приехал бы ночью на санях, грохнул бы дворецкого, поднялся бы в спальню и завалил этого француза, голландца, шведа, немца… не помню его национальности… Завалил бы пулей в лоб! Мозги б у Дантеса — вдребезги!

И ментовка тогда работала по-благородному. Дворян не пиздили по-черному, не ломали ребер, челюстей, не старались повесить другие убийства, — меня, помню, в Амурской области менты отделали именно так. Пришлось вены резать. А из госпиталя я убежал. Мне врач помог. Так и сказал: «Беги. Эти звери тебя все равно убьют».

Да любая дикая птица разорвала б того иностранца, только подойди тот к гнезду и позарься на яйца. Даже гавайская ворона — корвас тропикус, даже чешуегорлый медосос — браккатус, а тем более крючкоклювый вьюрок — псеудонестор хантофрус…

Еще только начинает светать, когда я въезжаю в Киев. Нахожу по памяти улицу, где живет оттраханная вдова, и паркуюсь чуть в сторонке. Осматриваю улицу и выхожу из машины. Я звонил накануне, и вдова сказала, что отошлет кавалера. Кавалера-то она отошлет, да вот пригласит еще парней с пулеметами. Все может быть. Но, кажется, тихо вокруг. Поднимаюсь, прислушиваясь, по лестнице и звоню в дверь. На всякий случай делаю шаг в сторону.

Но дверь открывается без стрельбы, и я вижу ту, чье лицо забыл. Но как она трахалась над трупом мужа — помню… Красивая молодая телка с заспанным лицом смотрит на меня и проговаривает, ухмыляясь:

— Вот ты какой! Заходи. Хоть познакомимся по-человечески.

Захожу в прихожую и вслушиваюсь. Нет, в квартире, кроме нее, никого нет. Обнимаю хозяйку небрежно.

На ней коротенький шелковый халатик, пахнет женщиной, духами, постелью… Фиг разберет. Приятно пахнет. Она целует меня в ухо. Мужчина начинает шевелиться во мне, но я останавливаю себя. Задаю контрольный вопрос:

— Друг где?

— Я ему велела больше не появляться.

— Что так?

— Решила тебя подождать.

«У меня руки по локоть в крови, — мелькает мысль, — а они ко мне все льнут. Чем больше крови, тем больше любви получается. Чем тогда человек от животного отличается? Ничем. Нет, у нас язык есть и мы им болтаем».

— Представь! Ты приехал, а он здесь. Мне что — опять квартиру драить? После того раза кабинет еле отмыла.

«Это она про кровь, что ли?»

— Ты циник. — Мне остается только криво улыбаться. — Это были мозги твоего мужа, между прочим, а не мусор.