Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора

Майор Бурсаков был полностью, окончательно деморализован. В данный момент он просто прекратил свое существование как боевая единица, и его можно было с чистой совестью отпустить на волю – сушить подштанники и ставить богу свечки за чудесное избавление. Это было очевидно, но тот, от кого сейчас зависела судьба майора, не привык отступать от своих планов.

Засов, наконец, уступил его усилиям и, лязгнув, переместился в крайнее правое положение. Торопливо, почти бегом, разведя в сторону створки ворот, Бурсаков вернулся к машине и прыгнул за руль. При этом он по свойственной каждому нормальному водителю привычке опять посмотрел в зеркало заднего вида и оцепенел, увидев там отражение полузнакомого, никогда прежде не виденного на таком малом расстоянии лица с блестящими темными линзами на месте глаз.

– Привет, стукачок, – сказал подполковник Молчанов.

Сквозь мягкий рокот работающего на холостых оборотах дизельного мотора пробился короткий, резкий хлопок, ветровое стекло вмиг украсилось сложным, оплывающим узором красных брызг с вкраплениями комковатого белесого вещества, и майор Бурсаков, успев все понять, но не успев ничего почувствовать, уткнулся лицом в ступицу рулевого колеса.

Дождя не было уже целых два дня, в небе светило по-летнему яркое солнце, и соскучившийся по натуральному, природному, никак не связанному с расходованием не возобновляемых запасов углеводородного сырья теплу генерал Тульчин поднял глухие римские шторы и даже распахнул (естественно, руками референта) окно кабинета. Окно выходило во внутренний двор, шум машин, непрерывным потоком катящихся вокруг площади, долетал сюда в виде смутного отдаленного рокота, напоминающего приглушенный звук морского прибоя. За окном, скрежеща коготками по жестяному карнизу и утробно воркуя, прогуливались голуби – то ли сексуально озабоченные, хоть был уже и не сезон, то ли просто одуревшие от нежданного тепла. Еще бы им не одуреть: на дворе конец июня, а тут – гляди-ка – тепло!

Подполковник Федосеев сегодня выглядел усталым. Его хищная мужская красота как-то поблекла, под карими глазами, составлявшими выгодный контраст с белоснежной шевелюрой, набрякли темные мешки, и при ярком солнечном свете было особенно хорошо заметно, какие они тяжелые и морщинистые. Время не щадит людей, особенно таких, как подполковник Федосеев, обладающих яркой, с резкими чертами, наружностью. В данный момент смотреть на него было довольно-таки неприятно, поскольку, явно перетрудившись, Игорь Степанович вплотную подошел к незримой черте, отделяющей красоту от уродства.

Впрочем, пока его личный хронометр не начал отмерять седьмой десяток (до чего, по счастью, было еще далековато), это было дело поправимое: выспится хорошенько, и будет как огурчик, хоть ты его в банку на зиму закатывай.

На этом генерал Тульчин усилием воли прервал свои размышления по поводу внешности подчиненного, поскольку не без оснований подозревал, что сам выглядит ничуть не лучше – да нет, пожалуй, хуже, потому что старше Федосеева на двенадцать лет. Счастливая серединная пора расцвета, когда такая разница в возрасте смело может не приниматься в расчет: тебе тридцать, мне сорок два – ну и что, айда, выпьем! – давно осталась позади. Дорога пошла под уклон, и тем досаднее было, и без того скатываясь в яму, в придачу ко всему еще и обдирать бока о натыканные какой-то сволочью на каждом шагу рогатки. Как будто нельзя оставить пожилого человека в покое, дать спокойно, без форс-мажоров, доработать до пенсии!

Но форс-мажоры случаются даже у пожилых, опытных бухгалтеров. Что уж тут говорить о генерале федеральной службы безопасности! В молодости это казалось естественным – на кой ляд человеку работа, на которой ничего не происходит, – но теперь, с возрастом, стало основательно напрягать: да сколько же можно в конце-то концов?! Имейте совесть, господа!

– Узнал что-нибудь? – преодолев минутную слабость, спросил он.

– Так точно, – сказал Федосеев. – Удостоверение на имя подполковника Молчанова настоящее. Ну, или представляет собой клон настоящего, что, по-моему, никак не влияет на суть дела. Федор Петрович Молчанов – это не Иван Иванович Иванов, вероятность случайного совпадения невелика. Плюс звание, плюс дата выдачи и номер удостоверения… Нет, эту ксиву точно приобрели не в подземном переходе.

– А где? – ворчливо поинтересовался генерал. Годков, эдак, пятнадцать назад, оказавшись на месте Федосеева, он почти наверняка ответил бы на этот вопрос попросту: «В Караганде!» – или еще похлеще, ввиду чего, в очередной раз призвав себя к порядку и дисциплине, уже совсем другим, извиняющимся тоном добавил: – Ты прости, Игорь Степанович, я сегодня здорово не выспался, да и дел невпроворот. Поэтому, поелику сие возможно, постарайся максимально сократить преамбулу.