Марина Воронина - У смерти женское лицо

Через десять минут она уже спускалась по лестнице со спортивной сумкой на плече. В сумке, помимо оружия, лежали все ее сбережения, точнее — та их часть, что хранилась в квартире. До остального пока было сложновато добраться: если Голове каким-то образом стало известно о том, что она осталась в живых после резни в Сотникове, он вполне мог выставить своих людей где-нибудь в районе Катиного банка. В том, что ему известно, какой это банк, Катя не сомневалась. В конце концов, это именно Голова посоветовал Кате воспользоваться его услугами. Кроме того, там же ее могли поджидать и сотрудники милиции, горящие желанием узнать, кто это гробанулся на ее машине.

Она добралась до «Омикрона» в начале второго и с мрачным удовлетворением отметила, что «Мерседес» Щукина уже стоит на своем обычном месте. Рядом с ним нелепо желтел «жучок» Гоши, казавшийся на фоне длинного сверкающего «мерса» чьей-то неуместной шуткой. Вспомнив о Гоше, Катя вздохнула — толстяк был одним из немногих, с кем ей жаль было расставаться. «Интересно, — подумала она, — насколько он осведомлен о делах своего шефа? Впрочем, Гошу, похоже, сроду не интересовало ничего, кроме его „священных коров“, и в этом ему можно было только позавидовать».

На ступеньках крыльца Катя ненадолго задержалась. Входить не хотелось, а хотелось, наоборот, развернуться и бежать отсюда со всех ног, пока двери не распахнулись сами собой и оттуда не посыпались вооруженные охранники, посланные Щукиным для организации торжественной встречи. Ей вдруг вспомнился день, когда Лизка Коновалова привела ее сюда. Казалось, что с тех пор прошли годы, и даже самое имя ее самозваной подруги потускнело и наполовину стерлось из памяти. «Это была случайность, не имеющая к тебе никакого отношения», — кажется, именно так выразился Щукин, когда она заговорила с ним о гибели Лизки. Так ли? Впрочем, сейчас это уже не имело значения — все, что случилось потом, имело самое прямое отношение к судьбе Кати Скворцовой, и обстоятельства того, казавшегося теперь удаленным на столетия, расстрела больше не представляли для нее интереса. Очередной круг этой кровавой карусели подходил к концу, а у Кати болела нога, делая ее походку похожей на развалистый шаг моряка, сошедшего на берег после долгого странствия по бурным водам, и уходила в пятки душа... И еще, между прочим, с ужасом поняла Катя, ей срочно нужно было кое-куда заглянуть — все-таки, отправляясь на такое опасное дело, не следовало наливаться пивом. «Ай-яй-яй, — с раскаянием подумала она, — вот так номер! Очень драматическое явление может получиться. Этакий ангел мщения в обмоченных штанишках... В Голову даже стрелять не придется — помрет со смеху».

Последнее обстоятельство заставило ее сдвинуться с места и потянуть на себя тяжелую стеклянную пластину двери. Сверкающее фотохромное покрытие отразило Катино бледное лицо, и знакомая прохлада просторного вестибюля приняла ее в свои объятия, пробудив в душе что-то вроде ностальгии. Это место довольно долго служило ей домом. Собственно, в каком-то смысле оно и было для нее домом и продолжало оставаться им, несмотря ни на что: нигде нас не предают так часто и с таким знанием дела, как дома, потому что предать можно только близкого человека, который тебе доверяет. Чужого человека просто обманывают, а если он при этом чувствует себя преданным... что ж, это его проблемы. Возможно, он просто дурак.

В вестибюле никого не было. Среди дня в клубе царило полное затишье, и Щукин смотрел на отсутствие охранников на входе сквозь пальцы, лишь бы те всегда находились под рукой. Не тратя времени даром, Катя устремилась в женский туалет и заперлась в одной из кабинок, на всякий случай вынув из сумки пистолет и сняв его с предохранителя. Пристраиваясь по своим делам с этой здоровенной пушкой в руке, она невесело улыбнулась — не такую ли ситуацию она в шутку предсказала себе всего лишь час назад? Смех смехом, но в клубе «Омикрон» она предпочитала держать оружие наготове.

Зажав пистолет под мышкой, она затягивала молнию на слишком узких, как она любила, джинсах, когда дверь туалета, тихонько стукнув, распахнулась, и в умывальном отделении раздались осторожные, крадущиеся шаги. Катя замерла, перестав даже дышать. Посетительницы этого заведения ходили не так — их каблуки выбивали уверенную, звонкую дробь по кафелю. И потом, откуда в это время взяться посетительнице? Уборщица? Те вечно громыхают своими ведрами и шаркают вениками и, уж во всяком случае, Кате ни разу не встречалась уборщица, которая передвигалась бы по женскому туалету на цыпочках. Кроме того, туалет был девственно чист.