Марина Воронина - У смерти женское лицо

Пока она расправлялась со вторым бутербродом (он опять был без хлеба, но как его еще назвать?) и допивала пиво, ванна наполнилась почти до краев. Чувствуя себя разбухшей и умиротворенной, Катя сбросила с себя грязные дорожные тряпки и забралась в горячую воду. Теперь для полного счастья не хватало разве что сигареты, но курить в ванне Катя не любила. Точнее, не умела — как она ни старалась, сигарета у нее непременно намокала и разлазилась в пальцах. Всесторонне обдумав эту проблему, она решила, что стоит попытаться еще раз, вылезла из ванны и пошла за сигаретой, беззаботно пятная пол лужами стекавшей с нее воды. В гостиной она отыскала шариковую ручку и разобрала ее на части, получив таким образом некое подобие мундштука.

Она как раз заканчивала заниматься техническим творчеством, когда за спиной у нее вдруг грянул телефон, заставив ее сильно вздрогнуть и сломать сигарету, которую она осторожно ввинчивала в импровизированный мундштук. Катя стояла голышом посреди комнаты, постепенно замерзая, и слушала настойчивые трели телефона. После десяти или двенадцати звонков тот наконец умолк, и Катя перевела дух, только теперь заметив, что сдерживала дыхание. Она прошлепала в прихожую, заперла дверь на оба замка и выключила телефон, после чего вернулась в гостиную и вставила в мундштук другую сигарету. Она никак не могла понять, от чего ее трясет — от холода или от испуга, но нежиться в ванне с сигаретой ей почему-то расхотелось. Однако теперь это был вопрос самоуважения, и она снова направилась в ванную, прихватив с собой зажигалку и пистолет. И то и другое она бросила на крышку стиральной машины, чтобы были под рукой, забралась в ванну и закурила.

Постепенно колотившая ее нервная дрожь прошла. "Чего же ты хотела, подруга, — спрашивала себя Катя, куря сигарету медленными длинными затяжками, — ты ведь у нас не невидимка. Козе ясно, что квартиру пасут... Значит, Голова знает о том, что я жива, и наверняка попытается ударить первым. Могло, конечно, случиться и так, что кто-нибудь ошибся номером, хотя в это верится с бо-о-ольшим трудом. Или это был кто-то из соседей — увидел, что я вернулась, и решил справиться о здоровье... Есть тут пара типчиков, которых очень интересует мое здоровье, в особенности — сексуальная ориентация.

Брось ты об этом думать, — сказала она себе. — Так или иначе, решение принято, и обратного хода нет. До сих пор тебя гнали, как хотели, словно корову на бойню, и загонят-таки, если ты им позволишь гнать себя дальше. Доведут, так сказать, дело до логического завершения. Так что деваться некуда — либо вперед, либо назад, либо под нож, либо — рогами..."

— Господи, — сказала Катя, адресуясь к потолку ванной, — ну, скажи: чего ты ко мне привязался? Чем уж я тебя так уела?

Некоторое время она продолжала смотреть в потолок, словно ожидая, что на сырой штукатурке вот-вот проступит суровый бородатый лик и вразумительно объяснит ей, отчего и почему у нее такая собачья жизнь, но дождалась только появления одинокого таракана, который с деловым озабоченным видом проскользнул из какого-то угла к вентиляционной отдушине и с завидной ловкостью скрылся в ней. При желании это тоже можно было истолковать как знак свыше, но, на взгляд Кати, это был просто таракан — рыжая скользкая мерзость, вызывавшая у нее инстинктивное отвращение. Если таково было божественное послание, то Катя не собиралась лезть за ним в отдушину — таких посланников там наверняка было хоть пруд пруди.

— Ну и ладно, — немного обиженно сказала Катя.

Желание нежиться в горячей воде пропало окончательно.

Она быстро приняла душ, вытерлась и, прихватив со стиральной машины пистолет, вышла из ванной. «Так вот и буду ходить всю оставшуюся жизнь, — с мрачным юмором подумала она, — с пистолетом. За стол — с пистолетом, в туалет, опять же, с пистолетом. Как же, а вдруг там киллер... На пляж — с пулеметом, там народу много, и непременно в бронежилете...»

Она быстро, по-солдатски оделась, заполняя тишину энергичными движениями, нарочно производя множество звуков и дудя под нос какой-то развеселый мотивчик. Сомнения и страхи толпились вокруг нее, лезли в глаза и дергали за рукав, стараясь обратить на себя внимание, и Катя с каждой минутой торопилась все сильнее. Она не могла до бесконечности расталкивать локтями эту вопящую ораву, готовую разорвать ее в клочья, едва почувствовав слабину. Несколько минут, проведенных во власти этой разухабистой компании внутренних врагов, лишили бы ее остатков мужества, превратив в дрожащую тварь, о которой с удовольствием и без особого напряга позаботились бы люди Головы. Она и так готова была бросить все и бежать на край света — ее останавливало только то, что она там уже побывала.